Кубок Брэдбери-2021
Шрифт:
– Даже Потрошитель здесь? – Олег дрогнувшими пальцами коснулся таблички, на которой значилось «Платон Богданович Д.». Близко, но разделяющее их бронестекло лишь на вид выглядело хрупким. – Какой сон видит он?
– О, это неординарный случай… традиционные практики оказались неэффективны. Тогда я отключил блок внешнего синтеза образов и снял внутренние ограничители, дав пациенту полную свободу переделывать информационное пространство в соответствии с его фантазиями.
– То есть… – осторожно, думая, что ослышался,
– Это не единичный случай, хоть подобные методы и не одобряются комиссией по этике, – отозвался Дремов. – Не всегда удается действовать в соответствии с протоколом, особенно если в первую очередь нацеливаешься на результат. Я надеялся, что ассоциативный тест Крипелина поможет определить направление, в котором следует работать.
– Но… – почувствовал недосказанность Олег.
– Но эксперимент превзошел все ожидания. Потому что этот безумец создал в своей голове целый мир!
Когда неделями живешь в замкнутом коллективе, волей-неволей становишься его частью. Излучающий спокойствие и доброжелательность, Олег легко освоился на новом месте. Познакомился с коллегами из других корпусов, флиртовал с девчонками-программистками. Даже поучаствовал в спортивном фестивале, хоть и ощущал скованность оттого, что приходилось соперничать с пациентами. Но Дремов не принял отказ, заявив, что подобные мероприятия способствуют взаимному доверию, а значит, повышают шанс на успешное излечение.
Николаем Федотовичем восхищались все: от поварихи тети Нади и корректоров до самих заключенных. Его усилиями в «Приюте» царила атмосфера благожелательности и общности, редко встречаемая в реальной жизни. Даже биороботы-медсестры, гарант порядка, притворялись милыми куклами. О том, что это режимный объект, а не курорт, напоминали окружающие лагерь стены да силовое поле вокруг красного корпуса.
В блок Олегу допуск не дали, что не мешало ему частенько прогуливаться рядом. Сам корректор «тягу к запретной зоне» объяснял тем, что здесь он мог побыть один: «неизлечимо» больные рождали неприятные ассоциации у обитателей «Приюта», и те редко забредали к периметру.
Сегодня Олегу не повезло: его лавочку заняли. Петр Степанович – лысеющий донжуан шестидесяти лет – игнорируя комендантский час, любовался вечерним небом. В исправительное учреждение он угодил за неоднократное мелкое хулиганство, как то: езду в пьяном виде, битье витрин, эксгибиоционизм и харассмент.
– Снова нарушаем? – Олег сел на скамью рядом.
– Злой вы человек, Олег Витальевич, – укорил старик. – Нет в вас любви и сострадания, необходимого целителю людских душ.
– Вы мне, пожалуйста, зубы не заговаривайте, Петр Степанович. Правила есть правила. После ужина всем пациентам полагается быть в своих комнатах.
Старик сделал вид,
– Вам бы, молодой человек, прежде чем с чужими демонами бороться, со своими разобраться. Помочь?
– Простите. Но мы здесь, чтобы лечить вас.
– Вам-то, конечно, виднее: вы первый халат напялили. Что? Не слышали старый анекдот? – Петр Степанович заметил недоумение на лице собеседника и пояснил. – Как определить, кто психиатр, а кто сумасшедший? Кто первым халат напялил, тот и доктор.
Он закудахтал короткими смешками, довольный шуткой.
– Опять Степаныч молодежи голову дуришь? – присоединился к ним Дремов в сопровождении верной Мари. Небось, получил сигнал о нарушении порядка и решил разобраться.
– Кому, как не нам, старикам, их уму-разуму учить?
– Мари, будь добра, проводи Степаныча в палату, – вежливо, но непреклонно приказал директор медсестре.
– Пройдемте, пожалуйста.
– Ну, если сама Мари просит… – «Казанова» залихватски обнял «девушку» за талию. Какое-то время до корректоров доносилось его пение. – «Эх, Мэри, Мэри, в моей голове звери…»
– Вечно Степаныч чудит, – благодушно усмехнулся Николай Федотович.
– Простите, что оторвали от дел.
– А я ни к нему. Я вас искал. Смотрю, развлекаетесь, – директор кивнул на подаренный девочками-коллегами пуловер.
– Это проблема?
– Пока не мешает делу, нет. Кстати, я заметил, рутина вас мало интересует, поэтому хочу предложить кое-что необычное. Как насчет поработать с Потрошителем?
– В смысле, поработать? – боясь выдать замешательство, осведомился Олег.
– Ничего сложного. Просто я хотел бы, чтобы вы помогли мне проанализировать его сон.
Программа закончила сверять загруженную композицию с базами данных и выдала результат. Уникальность – восемьдесят шесть процентов, совпадения: Моцарт «Шестая симфония» – двенадцать процентов, Ария «Там высоко» – пять процентов, Неодетки «Гиперболоид Мебиуса» – три процента.
Олег смял бланк заявления на посещение красного корпуса (рано!), сверился с таблицами и открыл текстовый документ.
«Таким образом, можно утверждать, что созданные пациентом мелодии принимают за основу существующий музыкальный опыт, изменяя и перерабатывая его в самобытные произведения».
Живопись, архитектура, религия, экономика, наука, государственное устройство – Дремов был прав: сон Потрошителя представлял собой прекрасный материал для десятка научных трудов… если бы регалии прельщали корректора. Но пока он не достиг цели, приходилось изображать интерес к порученной работе.
– Доктор, простите, что отвлекаю. Время утреннего обхода.