Кубок Нерона

Мортенсон Ян

— Взаимовыручка, так, что ли?

— Совершенно верно,— улыбнулся он.— Именно это я и имею в виду. Какая вам выгода от ваших знаний? Никакой, даже наоборот. За вами ведь не только мы гоняемся. Кстати, одного мы убрали. Иначе вы бы не сидели сейчас здесь.

— Это вы о гостинице в Женеве?

— Возможно. Мы хотим предложить вам сделку. Соглашение. Если мы получим от вас нужную информацию и сможем закрыть женевский счет, то выплатим вам десять процентов.

— Десять процентов... — протянул я, стремясь выиграть время. Но он понял

меня превратно.

— Тогда пятнадцать. Это около семидесяти пяти миллионов долларов. Подумайте сами. Вы сможете бросить свой здешний хлам.— Он пренебрежительно огляделся.— Купите дом в Испании, в Вест–Индии. И до конца дней можно сидеть сложа руки, жить в свое удовольствие.

— А если я не захочу?

— Боюсь, у вас нет альтернативы. Вернее, есть, конечно, только, по–моему, о ней даже говорить не стоит. Зачем она вам?

Он поднял пистолет, навел на меня. Метил прямо в голову, с нескольких метров. Потом опустил его. Улыбнулся.

— Не надо так пугаться. Я пытаюсь вам помочь, и только. Смотрите на дело практически. Вы же одним махом, палец о палец не ударив, становитесь самым богатым человеком в Швеции. Ну а в противном случае вас схватят те, другие, и будут пытать, пока вы все не выложите. И вся недолга. Ша. Конец.

— А какие у меня гарантии, что вы не поступите точно так же? Если я скажу вам номер, для чего вам выкладывать семьдесят пять миллионов? По–моему, люди вроде вас благотворительностью не занимаются. Всего несколько дней назад в Альпах вы хотели столкнуть меня в пропасть.

— Не глупите,— коротко бросил он.— Убийства — штука сложная, а в этой истории их уже было чересчур много. Лишние проблемы нам без надобности. Мы хотим заключить сделку. А вы получите много денег и сможете спокойно исчезнуть. Смените имя, внешность. Сделаете небольшую пластическую операцию. Немножко усилий — и никто вас не узнает. А это вам необходимо в любом случае. Мафия не оставит вас в покое, голову даю на отсечение. Если деньги — наши деньги — не достанутся нам, их заберут они. И тогда я твердо могу гарантировать...— Он помолчал.— Ни доллара, ни цента вы не получите. Даже цветочка на могилку не будет.

Он наклонился вперед, из–под сросшихся бровей буравя меня колючими черными глазами.

— Вы не вполне отдаете себе отчет, насколько все серьезно. Деньги принадлежат нам. И пойдут они на то, чтоб вышвырнуть вон революционеров. Нам необходимо оружие, необходимо снаряжение. Американцы нас не поддерживают. Для них главное — наладить отношения с этим сбродом и сохранить свои базы.

— Стало быть, женевские деньги пойдут у вас на то, чтобы вернуть власть? На гражданскую войну и контрреволюцию?

— Вот именно. На контрреволюцию. Именно так мы и намерены поступить. Снова взять власть в свои руки.— Он кивнул, словно в подтверждение торжественного обета.

Неожиданно в дверь постучали: она, оказывается, захлопнулась. Так бывает иной раз, когда я спешу,— захлопнется, и открыть потом можно только изнутри.

Я выглянул наружу.

У магазина, перекрыв улицу, остановился черно–белый полицейский автомобиль. Во ете двери ждали двое полицейских в мундирах и какой–то человек в штатском.

— Черный ход есть? — нервозно спросил он.

— Там. — Я кивнул в сторону конторы.— В соседней комнате.

Он вскочил, по–прежнему держа меня на прицеле, прошел вдоль стены и исчез за индийской шалью, которая заменяет мне штору.

Я побежал к двери, поднял собачку, открыл.

— Скорее во двор,— выпалил я им навстречу. — Он ушел через черный ход.

— Нам нужен Юхан Кристиан Хуман,— сказал штатский.— Антиквар Хуман. Это вы?

— Разумеется, я. Но поспешите. Иначе вам его не догнать.

Полицейские переглянулись. Но во двор не побежали — им было невдомек, о чем речь. И неудивительно. Задание у них было простое: задержать антиквара Ху–мана по подозрению в убийстве. И всё. А что антиквар городит про каких–то там типов, удравших через черный ход, их не касается.

— Вы арестованы по обвинению в убийстве мисс Астрид Моллер. Прошу вас следовать за мной.

Из огня да в полымя, с отчаянием подумал я. Хотя нет. Наоборот. Они явились очень вовремя. Как знать, что случилось бы, откажись я от сотрудничества. На ум пришел рассказ комиссара Свенссона о перебитых коленях и отрубленных пальцах. Я ни секунды не сомневался, что на самом деле они бы не уступили мне ни гроша. Отправили бы на корм рыбам, и кончен бал. А все бы решили, что я скрылся, поскольку виновен в убийстве Астрид. Да и мнимый полицейский в гостинице тоже, поди, на моей совести.

— А как же Клео?

— Клео? — Агент в штатском удивленно посмотрел на меня.— Это ваш ребенок?

— Нет, но вроде того. Это моя кошка. Сиамская кошка.

Через полчаса мы уже входили в стеклянный подъезд полицейского управления на Кунгсхольмене. Клео была отдана в надежные руки Эллен Андерссон на Чёпмангатан, 11. Почтенная дама разразилась целой лавиной удивленных вопросов, увидав меня и Клео под конвоем двух полицейских. Они решили не рисковать. Но я ее успокоил: дескать, надо помочь комиссару Асилунду в одном деле. Полицейские переглянулись, но Эллен все поняла. Она привыкла к моим отлучкам. А Клео, как всегда, проявила вероломство. Блюдечко сливок и жирная сардинка на десерт заставили ее забыть обо всем на свете.

Калле Асплунд был в кабинете не один. На кожаном диване сидели двое мужчин, которых я раньше не видел. И Калле Асплунд говорил с ними по–английски.

— Ну что ж, мистер Хуман. Знакомьтесь: комиссар Арлингтон из Нью–Йорка. А это мистер Андерсон, Джим Андерсон из Вашингтона.

Я кивнул в знак приветствия, сел на стул у стола Калле Асплунда.

— Ты можешь мне объяснить, что это за ерунда? — сказал я, глядя на Калле.— Ты же прекрасно знаешь, что я не убивал Астрид Моллер.

Он посмотрел на меня без всякого выражения и развел руками: ничего, мол, не поделаешь.