Кучум (Книга 1)
Шрифт:
Но Соуз-хан уже спешил встречать прибывший караван, радуясь, что добрались благополучно. Слышались громкие вопросы в темноте, радостные восклицания караванщиков, что достигли конца пути.
Нур неслышной тенью скользнул к частоколу и, прижавшись щекой к бревнам, вглядывался в просвет ворот, пытаясь различить по теням прибывших, нет ли среди них воинов-пришельцев. Но тут он услышал тихий шепот караван-баши, который о чем-то переговаривался с хозяином. Hyp лесной кошкой подкрался ближе и явственно услышал:
– - Они совсем близко... утром будут здесь... ваш хан сбежал... его надо...--
– - Надо уходить, хан, быстро,-- шепнул на ухо Едигиру Нур, который продолжал все так же стоять у входа в шатер, и пересказал ему все слышанное.
– - Я так и думал,-- ответил тот. И велел Нуру незаметно оседлать коней, а сам направился к хозяину, хлопотавшему у вьюков, снимаемых на землю.
– - Какая удача мне сегодня,-- радостно осклабился тот, увидев Едигира,-- и высокий гость ко мне и караван пришел...
– - Не встретили ли кого, дорогой,-- перебил его Едигир, обратясь к караван-баши.
– - Много видели, ох, хан, много всего видели. Завтра обо всем расскажу,-- низко согнувшись в поклоне, тот засеменил в сторону, быстро переставляя кривые ноги.
– - Стой, старик.-- Едигир в два прыжка нагнал его и схватил за бороду, приставив к горлу кинжал.-- Скажи по-хорошему, что велели тебе сделать чужеземцы, или лишишься бороды вместе с головой и лживыми устами!
– - Не губи, повелитель,-- завыл тот, не на шутку испугавшись,-- все скажу.
– - Кто в сговоре с пришельцами?
– - повторил громче Едигир и слегка нажал кинжалом на горло. Старик вскрикнул и завизжал.
– - То мне неизвестно. Я торговый человек, и меня лишь просили показать путь в Сибирское ханство. Остального не знаю. Клянусь!
– - Откуда тогда этот знает о чужеземцах?
– - Едигир махнул рукой в сторону Соуз-хана.-- Откуда, я спрашиваю?
– - Я спросил его...-- заблеял напуганный хозяин и не успел закончить, потому что сзади на него наехал конем Hyp, успевший уже оседлать лошадей и поспешивший к воротам.-- Помогите, спасите!
– - завизжал еще громче хан и упал прямо под копыта. Чуткое животное испуганно шарахнулось, и Соуз-хан на четвереньках отполз в темноту. Но уже бежали на помощь ему вооруженные слуги с факелами в руках.
– - Уходим отсюда!
– - приказал Едигир, заскакивая на своего коня.-- А с тобой, предатель, я еще посчитаюсь.
Слуги не сразу разобрались, кого надо спасать, и это дало возможность Едигиру со своими людьми выехать за ворота и проехать через мост. Лишь затем свистнуло несколько запоздалых стрел, пущенных наугад.
А конники опять мчались в темноте вдоль берега реки к стольному сибирскому городку Кашлыку, где можно было наконец-то спокойно передохнуть и поспать.
ВРЕМЯ ПУСТЫХ ЖЕЛАНИЙ
В сибирской столице текла тихая и размеренная жизнь. Женщины готовили к зиме жилище, шили теплые одежды, сушили старые, нянчили малышей. Каждое утро небольшими группами отправлялись собирать грибы, обильный урожай которых в этом году обещал составить
– - Коль столько красноголовиков навыскакивало,-- говорила старая Аниба молодкам, сопровождающим ее в дальних походах по урочищам,-- то и зима будет снежная да мягкая. Значит, и сохатый далеко в болота уйдет. Мужикам его там трудно взять будет. Шейте больше рукавиц и теплых кисов для охотников.
Грибы сушили на солнце и у костра, где женщины пели грустные песни тонкими голосами, гадали по уголькам, брошенным в чан с водой.
Выходила к ним и Зайла-Сузге, доставала свой кубыз, сделанный из тростника, и тихая мелодия неслась над иртышскими кручами, заставляя сжиматься девичьи сердца.
Рыбаки, выехавшие на ночную рыбалку, бросали весла, поднимая головы в сторону княжьего холма, и слушали, вытягивая шеи, зовущую к любви и покою мелодию.
Зайла-Сузге, прожив несколько лет в Сибири, приспособилась к местным обычаям, перестала прятать свое лицо от посторонних, научилась шитью бисером и всему другому, что необходимо женщине.
Но больше всего любила она, уложив сына спать, уходить на самый обрыв над бурлящим неспокойным Иртышом и смотреть оттуда в заречные дали, слушать ржание пасущихся на лугах коней. Приходила к себе уже далеко за полночь и, вздыхая, тихо укладывалась на подушки.
Старая Аниба, видя утром круги под глазами у ханской жены, ворчала:
– - Да разве можно так по мужу убиваться? Где это видано? Вот вернется Булат, пожалуюсь ему. Пусть пожурит тебя маленько.
Но приезжал Бек-Булат из вечных своих странствований по городкам и порубежным улусам. Весь в пыли, похудевший и загоревший, он шел, еще больше припадая на больную ногу, к Зайле-Сузге, широко раскинув руки; она спешила к нему, ведя за руку маленького Сейдяка, и все забывалось. Молчала и старая Аниба, и Зайла-Сузге становилась вроде бы веселей. Но Бек-Булат примечал, что с его женой творится что-то неладное...
Детей она больше не рожала, а когда Бек-Булат заикнулся, что надо еще одну жену брать, предложил Зайле проехать по селениям для выбора невесты, то едва не произошло непоправимое. Зайла-Сузге выскочила из шатра и бросилась к обрыву. Едва поймали ее у самого края. Несколько дней лежала молча, не пила, не ела и не отвечала на ласковые слова мужа.
– - Зайлачка, пошутил ведь я,-- гладил ее шелковистые волосы Бек-Булат, щекотал тонким носом ухо, терся щекой,-- прости меня. Никто мне не нужен, Есть сын, и ладно. Другой жены брать не буду, обещаю...
Оправилась Зайла-Сузге, но улыбка совсем исчезла с ее круглого личика. Небывалая бледность отличала ханскую жену от других жизнерадостных и румяных женщин.
Побился Бек-Булат, пытаясь развлечь и развеселить жену, да, ничего не добившись, стал лишь чаще уезжать под любым предлогом из Кашлыка.
В то лето лишь дважды наведался он к семье. Привез сыну разных угощений, купленных у караванщиков, и небольшого ишачка для забавы.
Сейдяк страшно обрадовался собственному "коню" и потребовал быстрее сшить ему седло и сбрую. Теперь, обучившись управлять строптивым животным, он часто ездил с женщинами на сбор грибов и вез обратно, гордый и довольный, полные туеса.