Кучум (Книга 1)
Шрифт:
– - Чего стоишь? Врачевать-то умеешь?
– - он отлично знал историю своего повелителя и жены Бек-Булата, но никогда и не намекнул о том.-- Иди готовь мази, чистую материю.
– - Кто его?
– - тихо спросила Зайла.-- Медведь?
– - Ну, на медведя он не похож, а по хитрости скорее на волчину смахивает. Зубы у него, видать, крепкие и хватка волчья. Но и мы кое-что умеем. Так, великий хан?
– - полушутя обратился он к Едигиру.
– - Да, наверное, сейчас я очень похожу на великого. Не стоит поднимать шума, Зайла-Сузге,-- негромко проговорил
– - Так кто все же на вас напал?
– - свела брови к переносью Зайла.
– - А похоже, что ты того человека знаешь...-- в раздумье ответил Едигир и тут же пожалел, что проговорился,-- но о том поговорим позже. Хорошо? Она ничего не ответила и пошла к себе. Едигир с Рябым Нуром прошли в ханский шатер, где уже была приготовлена чистая одежда, еда и зажжены светильники в медных плошках. Заскочил с выпученными от усердия глазами Ата-Бекир и поинтересовался, какие еще будут приказания.
– - Собери в городке всех молодых парней, что уверенно держатся в седле,-- приказал ему Едигир.
– - Так пока все держатся,-- неопределенно выразился стражник.
– - Вот всех и буди,-- отрезал хан.
Пришла старая Аниба, а за ней и шаман с мазями и чистыми тряпками. Пока собирали молодых парней у шатра, Едигиру промыли и перевязали рану на плече, что начала уже гноиться. Смазали медвежьим салом и обожженные руки.
– - Ну вот, коль вчера не умер, то теперь долго жить буду,-- шутил он.-Давно Бек-Булат уехал?
– - поинтересовался у Анибы.
– - Не так чтобы давно, но мы уже, пять туесов грибов притащили,-отвечала старая женщина,-- ох, гриб нынче хороший. Поешь, хан, похлебки. Очень вкусная похлебка!
– - Ладно, похлебку поем, старая. А куда он уехал, не говорил?
– - Жене не говорит, а старой Анибе разве скажет?
– - Кто может знать, где Бек-Булат?
– - Может, кто и знает, да я не ведаю о том,-- покачала она головой, завязывая последний узел на тугой повязке,
– - Хорошо, идите отдыхайте,-- кивнул им Едигир, надевая свежую рубаху,-- скоро для вас много работы будет.
– - Да уж поняла, хан. Коль на тебя руку подняли, то война, должно, большая шибко будет.
Аниба и шаман ушли, а снаружи уже слышались голоса собравшихся. Едигир велел пригласить всех в шатер, и тут с удивлением обнаружил у своих ног кожаный чехольчик, завязанный шелковыми шнурками. Он подобрал его и в раздумье, не решив, что с ним делать, повесил на столб шатра. Затем снял висевший там же колчан со стрелами и повернулся к вошедшим.
Явились около двух десятков человек, в основном молодые парни, что жили в летнее время в столице, обучаясь воинскому искусству. Хан пытливо всматривался в их лица, плохо различимые в неверном свете медных светильников. Потом со вздохом проговорил:
– - Вот пришел и ваш черед встретиться с врагом и показать, чему вы обучились, и доказать свою храбрость. Степняки пришли!
По рядам собравшихся прошло легкое движение, но ни один из них не выдал своего волнения.
– - Надо срочно оповестить всех беков, мурз и от моего имени велите им собирать своих
Едигир вытаскивал из колчана по одной стреле, обмакивал ее в разведенную охру, что держал рядом в глиняном горшочке Рябой Hyp, и подавал каждому юноше. Те кланялись в знак согласия и исчезали за пологом шатра, Когда они остались с Нуром одни, то Едигир тяжело опустился на подушки и, посмотрев на верного воина, тихо произнес:
– - Иди теперь ты. Надо зажечь сигнал войны.
Ни слова не проронив, Рябой Hyp покинул хана, направившись на берег, где на возвышении всегда лежали приготовленные сухие ветки и береста для костра войны. Вскоре высокое пламя взметнулось над стенами сибирской столицы. И тут же донесся звонкий удар в медный котел, висящий на караульной башне. Удары следовали один за другим и плыли в ночном воздухе, заставляя вскакивать с теплых постелей людей: мужчин брать в руки оружие, а женщин тихо плакать, глядя им вслед.
Вскинул голову и Ата-Бекир, задумчиво вглядываясь в пламя костра, и перевел взгляд на противоположный темный берег реки, откуда только что вернулся раненый Едигир. Он пожевал свой сизый ус и тихо проговорил;
– - Вот и наше время пришло, однако...-- и заковылял к своему жилищу.
Зайла-Сузге, услышав гулкие удары, несущиеся со сторожевой вышки, выскочила наружу из своего шатра, и в глаза ей ударил яркий свет сторожевого костра. Волна холода поднялась в ее груди и сковала движения. В растерянности она двинулась к шатру Едигира, обходя группы людей, так же, как и она, испуганно и с тревогой смотрящих на пламя костра. Откинув полог, робко вошла внутрь, где находился в одиночестве Едигир.
В его руках Зайла увидела кусок пергамента, испещренный черными значками арабской вязи. Что-то знакомое угадывалось в том свитке.
Едигир вопросительно глянул на нее и, коротко кивнув, предложил подойти к нему.
– - Пытаюсь разобрать, что тут значится,-- показал он на свиток.
– - Откуда он у тебя?
– - спросила Зайла, протянув руку к пергаменту.
– - Подарил на память один человек,-- усмехнулся Едигир.
Зайла развернула пергамент и начала читать, медленно шевеля губами, Едигир с удивлением воззрился на нее.
– - Ты можешь это читать?
Но Зайла не отвечала. Глаза ее расширились от удивления, и губы вдруг задрожали, по щекам скользнула слезинка, но была не замечена. Наконец, Зайла подняла глаза на Едигира и, вложив в голос всю надежду, спросила почти шепотом:
– - Он жив?
– - Кто?
– - Едигир попытался сделать вид, что не понял, о ком идет речь, но не мог обмануть, ответить "нет" под этим взглядом и согласно кивнул головой, выдавив из себя:-- Да. Он жив.
– - Где он?
– - Зайла схватила хана за руку и уже не надежда, а мольба была в ее голосе и во всей обмякшей фигуре.