Куда уходит детство
Шрифт:
– Отчего нельзя, сходите, обычай хороший.
Ванька смотрел на закипающий самовар, на деда с бабушкой, на керосиновую лампу на столе, и на душе его было светло: как здорово вокруг, как он счастлив в этом единственном и неповторимом для него мирке!
Ванька постучал в дверь и прислушался: тишина. Забрякал ногой.
«Кто там?» – послышался недовольный бас Васькиной матери.
– Здрасьте, Ваську можно?
«Спит он», – глухо донеслось из недр квартиры.
– Я подожду, очень надо! – настырно
– Ты чего, забыл? Ну и соня! – накинулся он на вышедшего друга.
– Куда пойдём? – зевнул Вася, зябко ёжась от холода.
– Христосоваться! – торжественно объявил Ванька. – Может, боисся?
– Тише ты, мать услышит, не пустит.
– Пошли, – и Ванька решительно повёл друга к ближайшему дому…
– Христос воскресе, – елейным бабушкиным голоском пропел он выглянувшей на стук в дверь старушке-соседке.
– Воистину воскресе, – умилилась старушка, истово крестясь и протягивая Ваньке кусок кулича и пару крашеных яиц. Облобызав и перекрестив его, отпустила с миром, и он подошёл к смущённому Васе.
– Ты иди по той стороне, я по этой, в конце улицы встретимся…
Вася робко постучал в дверь большого нарядного дома:
«Кто там ещё?» – буркнул из коридора недовольный голос.
– Христос воскрес, – насильно произнёс он.
«Были уже у нас», – раздалось в ответ. – «Вот черти носят с утра пораньше, не спится им». – Сердито хлопнула дверь внутри дома, и Вася уныло побрёл дальше, как говорится, не солоно хлебавши…
– Эх ты, – укорял его Ванька. Самодовольно и горделиво посмеиваясь. – Видал, как надо? – показал он оттопыренные снедью карманы, и запазуху. – Ладно, пошли домой, тетеря.
– Не умею я, неудобно, – оправдывался Вася, поспешая за другом…
Они вбежали в калитку и увидели во дворе незнакомого корявого парнишку, с любопытством глазевшего на них.
– Ты, чей будешь? – недоумённо вопросил Ванька.
– Вчерась переехали, – промямлил парнишка. Заискивающе ухмыляясь.
– Это вместо Батиных, – догадался Ванька. – Как тебя зовут?
– Павел, – пробасил парнишка уже увереннее.
Ванька по-хозяйски вынул из карманов пяток крашеных яиц и поделил: два отдал Васе, одно Павлу, остальные спрятал обратно. Подумал и вытащил из-за пазухи кусок кулича, сунул Васе в руки: – На ещё тебе, держи.
– Зачем? – заупрямился Вася, тут распахнулась дверь его квартиры и сбежавшая с крыльца мать очутилась перед добытчиками:
– Я так и знала! – потрясённо уставилась она на дары в руках сына. – Побираться ходили? Дома тебе есть нечего, я кого спрашиваю?!
Вася героически молчал, начиная подозрительно хлюпать носом.
– Я предупреждала, – и она кинула презрительный взгляд на Ваньку.
– Бабань, – обрадовался вышедшей из дома бабушке Ванька и подбежал к ней. Бабушка остановилась и приветливо улыбнулась всем.
– Я не позволю, чтобы ваш внук моего сына побираться учил! – ещё более разгневалась Васькина мать, выставившись
– Мы не побирались, бабань, врёт она, – растерялся Ванька. Бабушка кивнула ему и, успокаивая, прижала к себе.
– Обычай такой на Руси был, христосоваться на пасху, – попыталась объяснить она соседке, но та перебила:
– Был да сплыл! Что за невежество, господи, и это в наше время?
– Невежество говорите, а сами господа поминаете, – укоризненно покачала головой бабушка. – Пошли домой, Ванюша.
– Просто к слову пришлось, – растерялась Васькина мать, обращая взор на застывшего неподалеку Павла: – Это ещё что за пугало? – Она недоумённо оглядела его старое пальтецо, драные валенки в галошах.
– Панька, марш домой! – высунулась в раскрывшуюся дверь сердитого вида женщина, и парнишку словно ветром сдуло: он кинулся в дом, предварительно успев получить тумака по затылку.
Обменявшись с Васькиной матерью нелюбезным взглядом, женщина хлопнула дверью своей квартиры.
– Ну и соседей нам бог послал, – растеряла весь свой боевой пыл Васькина мать, отбирая у сына дары и брезгливо закидывая их за забор.
Словно по волшебству появившийся Дружок жадно накинулся на них, благодарно махая хвостом-поленом. Схватив сына за руку, мать молча повела его домой на расправу…
Ванька ловко забрался на дикарку и примостился на развилке веток, обхватив ствол руками: деревья в саду покрылись нежными зелёными листочками, на пашнях крохотными кустиками взошла картошка, и лишь дикарка пока стояла без листьев, стыдливо прикрываясь голыми ветками.
Вокруг пели птицы, вдали широко разлилась река, не желая входить в свои обычные берега. Весна была в разгаре.
Над садом, тарахтя мотором, пролетел «Кукурузник» и Ванька проводил его восхищённым взглядом. Затем вскарабкался повыше, уселся поудобнее, и вцепившись в ветку, словно в штурвал самолёта, почувствовал себя лётчиком, ведущим самолёт. Заурчал, изображая голосом звук мотора и, раскачиваясь на ветке, устремился догонять улетевший «Кукурузник»:
– Обгоню тебя и к папе с мамой прилечу, вот они удивятся…
Он так увлёкся, что забыл, где находится и, сорвавшись, полетел вниз: зацепившись штаниной за сук, повис вниз головой и задёргался, тщетно пытаясь подтянуться к ветке или сорваться, но сук был крепок.
Размахивая ведром и напевая, по тропинке шла черноокая красавица-соседка. Увидев висящего кулем Ваньку, она расхохоталась и, думая, что он балуется, набрала воды из колодца и пошла обратно: Ванька продолжал висеть, покачиваясь и безуспешно стараясь дотянуться пальцами до земли.
Поставив ведро, она подбежала к мальчику и, испуганно заглянув в лицо, стала снимать с сучка: никак. Тогда она изо всех сил дёрнула его вниз и сорвала с ветки, да так, что оба упали на землю.
– А если бы я не увидела? – запричитала она, сердито встряхивая упрямца под микитки. – Ещё и молчит ведь, это надо же!