Кудеяр
Шрифт:
— Кому, как не нам, живущим в нижегородской земле, знать, как много вреда причиняют татары украинам Руси: разоряют они дома, уводят людей в полон, оскорбляют нашу веру. Потому мы все пойдём по зову царя под Казань, чтобы воевать этот город.
— Верно, Кудеяр, — закричали ватажники, — пойдём под Казань-городок!
— Когда государь намерен быть под Казанью?
— Царь Иван Васильевич вместе с полками намерен явиться под Казань в середине августа.
— Через седмицу мы выступим в поход, чтобы к тому сроку оказаться на месте.
— Успеха вам, вольные люди, а пока прощайте, надобно нам многие другие
Гонцы взметнулись в сёдла, пришпорили коней и ускакали по лесной дороге.
Олекса повернулся к конопатому.
— Пойдёшь под Казань-городок?
Тот стоял набычившись, недовольно сопя носом.
— Жди, пойдёт он! Ему бы купчишек по головке кистенём гладить, да и то лишь тех, кто посмирнее, — ответил за него Филя. — Ступай-ка ты, паря, своей дорогой: конь свинье не товарищ!
Парень, озираясь по сторонам, юркнул в кусты. Филя крикнул ему вслед:
— Коли мне не в лад, так я и со своим г… назад!
— Ты-то сам пойдёшь с нами?
Филя смутился, почесал в затылке.
— Ехали по блины, а попали на оладьи… Ох и надоела мне боярская служба! Как же мне со старыми дружками не разгуляться, не повеселиться.
Афоня отвёл Ивашку в сторону и тихо сказал:
— Гони в Веденеево, в скит к отцу Андриану, скажи ему: по зову царя Ивана Васильевича вольные люди во главе с Кудеяром идут в поход на Казань.
У Ивашки в глазах плеснулась радость. Афоня понимающе усмехнулся.
— Не мешкая возвращайся сюда, а коли не застанешь нас, иди прямо на Казань. В тех местах я не раз бывал: встретимся на Арском поле, его там любой укажет. Ну а после казанского дела заедем в Веденеево, заберём Акулинку и подадимся в Москву, опасности теперь для нас нет никакой.
— Собирайтесь, други, готовьте оружие, — обратился к ватажникам Кудеяр, — немало его у нас накопилось, заржавело, поди, от времени. Так вы бы почистили его, чтобы не стыдно было и перед царём предстать.
Из каменной клети, где хранилось оружие, вытащили щиты, шеломы, шестопёры, сулицы, мечи, пищали. Все принялись за работу. А Филя успел уж и песню сложить. Вольно льётся под перезвон гуслей его бедовый голос:
Не полно ли нам, братцы, по свету гулять? Не пора ли нам, братцы, Руси помочь? Под Казанью-городочком стоит Белый царь Иван Васильевич. Мы пойдёмте-ка на помощь к нему! В приволжских горах остановимся, Шатрики раскинем шёлковые, Приколочки поставим дубовые, Сядемте, братцы, позавтракаемте, По чарочке мы выпьем — поздравствуем, По другой мы выпьем — песни запоём, Погуляем да и в путь пойдём Под Казань-городок!В крохотной келье сидят двое-игумен Пахомий да отец Андриан. Неторопливо течёт их беседа под шум ненастья, обо всём вспоминают старцы. Старость уважительна к собеседнику: не будешь других слушать и тебя никто не послушает. Вторую седмицу не прекращается дождь, оттого в келье прохладно, сыро. Пахомий зябко кутается в свою хламиду.
— Четыре года минуло с той поры, как Кудеяр покинул наши места, и вновь тревога одолевает меня: в любой миг я могу скончаться, а он так и не узнает, кто есть, кто его родители.
— Это я виноват, Андриан: воспрепятствовал тебе поговорить с Кудеяром, надеясь, что он долго ещё будет жить в наших краях, ан ошибся. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает.
— Вчера был у меня в келье странник и поведал, будто царь Иван Васильевич вновь собирается идти на Казань. И по тому поводу написал он грамоту ко всем нижегородским разбойникам, чтобы они шли дружно под Казань-городок помогать ему воевать татар. За это Иван Васильевич обещал всех разбойников помиловать.
— Видать, Андриан, у разбойников сила великая, коли сам царь на подмогу их кличет.
— Верно, Пахомий, молвил. Странник сказывал: ой как много людей по лесам скрывается! Есть среди них настоящие тати, те ни за что ни про что убить человека могут. Но больше таких, кто в лес от боярской кабалы подался. Те люди татями поневоле стали. Среди них немало таких, как Кудеяр: разоряют они бояр, а отнятое у них богатство раздают неимущим. И вот решил я, Пахомий, идти к Казани.
— Мыслимое ли то дело, Андриан? Чует моё сердце: убьют тебя там!
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Коли получил Кудеяр государеву грамоту, непременно пойдёт со своими людьми к Казани. Тут-то мы и встретимся.
— Выбрось из головы эти мысли! Не пущу я тебя на погибель. Не сегодня завтра помру, на кого скит свой покину? Хочу тебя просить быть моим преемником.
— Ворочусь из Казани, тогда и поговорим о том.
— Значит, не хочешь уважить меня?
— Не могу, Пахомий. Дело у меня к Кудеяру есть. Зимой разболелся, так о смерти стал помышлять. Но прежде чем умереть, должен я перед Кудеяром покаяться за свой грех тяжкий, сказать ему, кто мать его, кто отец. Ведомо мне о том, а он не ведает и потому родителей своих не поминает. Хорошее ли это дело? Ныне молчать больше нельзя. Пока он был мал, тайну хранил я, опасаясь за его жизнь. А теперь он в совершенном разуме и полон сил, может постоять за себя. Потому твёрдо намерен я идти к Казани.
Дверь кельи распахнулась, поток солнечного света ослепил стариев.
— Глянь, Андриан, на воле солнышко, оказывается, играет, а мы за беседой и не заметили, что ненастье миновало. Кто это к тебе пожаловал?
На пороге стоял улыбающийся Ивашка, рослый, статный, пригожий лицом.
— Здравствуй, Иванушка! Какой же ты славный стал, писаный красавец. А отец-то твой где, Афонюшка?
— Отец остался в становище Кудеяровом, а меня послал сказать тебе, отец Андриан, что по зову царя Ивана Васильевича все вольные люди во главе с Кудеяром идут в поход на Казань.