Кудеяров дуб
Шрифт:
Незаметно за разговором подошли к станции. Перед ней густо толпились женщины и мужчины, по виду со всех ступеней социальной лестницы. Слышался резкий начальнический голос Степанова:
— Еще раз повторяю вам, граждане! Возможность отъезда предоставлена всем желающим. Вагонов и перевозочных средств хватит. Но для отъезда необходима регистрация в комендатуре. Здесь вам толочься нечего, без путевки от немцев на перрон не пропущу! С путевкой — пожалуйста! Не теряйте времени и идите в комендатуру.
— А мы как пройдем? — растерянно
— В два счета проскочим, — беспечно и не без хвастовства ответил Миша. — Это тоже наш человек. Я сейчас …
Он втиснулся в толпу, заработал плечами и локтями, скрылся в ней, но, через несколько минут уже, снова стоял перед Ольгой.
— Всё в порядке. Наши грузятся на заднем пути, около двух последних по ряду цистерн. Единственных уцелевших. Нам не через станцию, а вдоль путей ход.
Пробираясь между сброшенных с полотна обгорелых трупов вагонов, Ольга остановила студента.
— Здесь нас, Миша, никто не увидит и не услышит. Постоим минутку. Так вот, — завела она его за обугленный костяк пассажирского вагона, — слушайте. Не верится мне в успех вашего дела. Ну, покрутитесь вы месяц-другой, а потом, если немцы не вернутся, все погибнете. Не раз ведь так уже было! Но и отговаривать вас не буду, — тихо продолжала она, помолчав, — внутренне, душевно вы правы. Должно быть так и надо. Подвиг, жертва нужна. Дайте перекрещу вас и поцелую, а потом на людях и проститься с вами, как следует, не придется.
Миша снял шапку и, вытянув шею, по-детски подставил лоб.
— Храни вас Заступница, Матерь Пречистая и Никола Милостивый, — перекрестила его Ольга, бросила свой узелок на землю и, взяв за виски обеими руками, крепко поцеловала в губы и в лоб. Потом еще раз перекрестила, что-то совсем неслышно прошептав.
Проснувшийся легкий ветерок окропил опущенную кудлатую голову Миши сметёнными с крыши обгорелого вагона снежинками.
Потом весь путь до вагонов оба они не сказали ни слова.
ГЛАВА 35
Вагоны отыскались без труда. Они были последними в бесконечном ряду формировавшегося состава и стояли прямо против двух уцелевших при немецкой бомбардировке круглых нефтяных цистерн. Между ними маячила теперь фигура русского полицейского с примкнутым к винтовке штыком.
Не доходя еще шагов пятидесяти до вагонов Ольге и Мише стал уже слышен зычный голос Шершукова, ритмически покрикивавшего:
Раз-два, дружно! Поднять нужно!В разведенные настежь двери товарного вагона по валкам, на канатах, втягивали не разобранный линотип.
— Сколько же народу! — удивленно воскликнула Ольга. — Что же это, вся типография, что ли, уезжает?
— Никак нет, Ольга Алексеевна, — откозырнул ей разгоряченный ходкой работой Шершуков, — тут всякие. Провожающих даже больше, а на
— Значит, всем места хватит? — спросила Ольга.
— Чего там, еще останется, — махнул рукой Шершуков. — Своих мы всех в классном вагоне разместим, — указал он на желтый вагон второго класса, — даже в мягком, — там Котов комендантствует… В этот — шрифты, металл, еще один линотип и плоскую поместим. Во второй, который рядом, рулоны, их всего-то тонны на две осталось, а поверх них сможем еще человек сорок в крайности разместить. Как думаете, доктор Шольте препятствовать не будет? — обратился он к подошедшему Брянцеву.
— Против чего?
— Да если чужих к себе пустим?
— Нет, сам даже предложил брать знакомых на свободные места…
— Значит, всё в порядке! — хлопнул ладонью по ладони Шершуков, — опохмелимся с первосортной закуской. Сейчас к столу позовут, — похохатывал он.
— Что вы тут еще настроили? — спросил Брянцев.
— За свой страх и риск одного хорошего человека пустил. Вот теперь оказывается, что даже и хлопот это не потребует! Идемте к столу, говорю, в тот вагон, где бумага.
Он постучал в запертую наглухо дверь и весело крикнул:
— Григор Аванесович, отчиняй ворота! Гости пришли!
Из приоткрывшейся двери вагона смачно пахнуло жарящейся бараниной.
— Чишлик-башлык по-карски, — посмеивался Шершуков. — Давайте я вам влезть помогу, — взял он Ольгу за руку, другой рукой подхватил под зад и, как ребенка, вскинул в дверь вагона.
— Ну, силища! — повернулась к нему Ольга из двери.
— Жаловаться не приходится, — расправил широкие плечи Шершуков. — А жаль, Ольга Алексеевна, что нам с вами вчера доплясать до точки не пришлось… Ну, успеем еще! Влазь и ты, шпингалет, — подмигнул он Мише, — в убытке не останешься!
Внутри вагона, по обе стороны дверей лежали в два ряда аккуратно сложенные рулоны типографской бумаги. Между ними, возле топившейся чугунной печки стоял накрытый такой же бумагой столик, а на нем бутылки, стопки и тарелки с закуской. Позади шипел примус, словно бранясь скворчащей бараниной на огромной сковородке.
Слева, на рулонах, были чуть не до потолка навалены ящики, узлы, чемоданы, стулья и даже какой-то шкафчик. Их разбирали две закрученные платками до глаз женщины. Между ними, мешая им, копошились дети всех возрастов, которым, видимо, было очень приятно ползать на четвереньках, а в углу вагона, на большом узле, восседала крючконосая старуха с выбившимися из-под платка седыми космами.