Кухтик, или История одной аномалии

Заворотный Валерий

– М-да... "Перековка" - это ты хорошо придумал, - сказал Старый Друг.
– Вот только поймут ли тебя? Взять хотя бы этих твоих хмырей в колясках. Их-то не перекуешь.

– Ты погоди, погоди.
– Первый Демократ встал с дивана и, потирая руки, заходил по комнате.
– С хмырями я разберусь. Мне б этих - местных перековать... Их-то чем взять? С ними-то что делать? Они ж наших газет начитались. Ничего ж другого в мозгах нет. Ежели у кого, конечно, мозги имеются...

– А ты вели всем газетам писать, чего захотят... Пускай про демократию ту

же пишут. Пускай местным этим клизмы вставляют, если кто плохо перековывается... У них там, кстати, у демократов, за всем ворьем, что в выбранной партии сидит, газетчики в основном и следят. Ихних газетчиков хлебом не корми, дай только кому в задницу вцепиться. Вот пускай твои газетчики тоже местных покусают малость. Кстати, и тебе легче. Получится, сам ты вроде как - в стороне.

– А меня не куснут?
– спросил Микки.

– Ну, так уж совсем распускать нельзя. Это понятно. Но тебе ж и не обязательно все точно, как там, за границей, устраивать. Сам же сказал - не получится. Там у них, к примеру, эта кусанка за задницы свободой слова зовется. А ты как-нибудь по-иному придумай. Чтобы не всех подряд кусать дозволялось.

– Чего ж придумать?
– Микки остановился, потом снова зашагал по комнате, потом снова остановился.
– Во! Давай обзовем "словоблудием". Где-то я это слышал.

– Нет, словоблудием нельзя. Это - не то, - сказал Старый Друг. Как-то иначе надо.

Первый Демократ опять заходил из угла в угол.

– Во! Придумал, - наконец сказал он.
– Назовем "голосиловка". Пускай себе голосят.

– "Голосиловка" - это лучше. Это, пожалуй, подойдет.
– Старый Друг тоже поднялся с дивана.
– А с хмырями что надумал?

– За хмырей не беспокойся. У меня для них есть кой-чего... Устрою я им гонки в колясках...

Микки подошел к старому другу, обнял его и пригласил в соседнюю комнату отобедать. Там Рикки уже накрывала на стол.

* * *

– Ставь сюды, на стол бутылек!
– скомандовал Надькин отец и указал Кухтику место, куда поставить бутылку.

В бывшей комнате Кухтикова отца они готовились встречать Кольку с женой, которые сегодня должны были вернуться из теплых краев.

В отцовской комнате стояли большая, застеленная ветхим покрывалом тахта, старый шкаф с помутневшим зеркалом, этажерка, стол и несколько стульев. На этажерке выстроились в ряд пять белых фарфоровых слоников. Выше на стене висела фотография матери. Кухтик старался туда не смотреть.

– Чтой-то задерживается дружок твой, - сказал Надькин отец, и сразу после его слов в прихожей раздался звонок.
– Во! Легок на помине!
– Надькин отец взял со стола бутылку и указал ею в сторону двери.
– Беги, встречай. А я покамест приму... Для разгону.
– Он быстро налил в рюмку жидкость, сгубившую купца Лукича, и ловким движением плеснул её себе в рот. Кухтик пошел открывать дверь.

На лестничной площадке стоял Колька. Обе руки его были оттянуты большими сумками. Рядом с Колькой стояла худенькая молодая женщина в цветастом платье.

– Привет, ушастый!
–

Колька широко улыбнулся.
– Вот, знакомься, Ирка моя.

Кухтик поздоровался с Колькиной женой. При этом уши его стали красными. Они краснели всегда, когда он знакомился с любым новым человеком. За это Кухтик терпеть не мог свои уши.

– Ну, как вы тут без нас?
– спросил Колька, войдя в квартиру.
– Все селедку трескаете небось? А мы вам с юга гостинцев привезли. На, держи. Сейчас пир устроим...

Через три часа, когда пир закончился и Колькина жена ушла мыть посуду, Кухтик с Колькой остались одни. Кухтик встал из-за стола, поняв, что ещё немного, и сделать этого он уже не сможет.

– Пойду пройдусь, - сказал он, качаясь из стороны в сторону.

– Ты б лучше лег, - посоветовал ему Колька, сидевший на стуле, тоже слегка покачиваясь.

– Не, я пойду... Воздухом подышу...

– Ну, дык...
– согласился Колька, подражая Надькиному отцу.

– Вс-се... х-х-хорошо...
– сказал Кухтик.
– Но воздуху... надо.

– Ну, дык...
– подтвердил Колька и уронил голову на грудь.

Кухтик постоял, сориентировался в пространстве и нетвердыми шагами направился к выходу.

Спустившись по лестнице и выйдя из парадной своего дома, он прислонился к стене, вдохнул прохладный вечерний воздух, и ему стало чуть легче.

Во дворе, который, собственно, не был двором, а был частью большой свалки-помойки, стояла тишина. Где-то далеко прогрохотал грузовик, потом опять все смолкло. Вокруг не было ни души. Он сделал ещё один глубокий вдох. Окружающий пейзаж приобрел большую четкость.

Кухтик оторвался от стены. Ноги держали его тело относительно вертикально. Не то чтобы очень, но все же... Он направился вперед, стараясь обходить торчащие из земли камни. Пару раз он споткнулся, замахал руками и удержал равновесие. Это его вдохновило. Он продолжил движение.

Впереди показалась канава. "Стоп", - сказал себе Кухтик и остановился. Препятствие надо было обойти. Задача решалась не просто, однако в конце концов он с ней справился.

Кухтик двигался вдоль канавы, глядя себе под ноги. Чего только там не было! Ржавые консервные банки, куски бетона, разбитые бутылки и обломки кирпичей то и дело попадались ему по дороге. Он умело лавировал между ними, с каждым шагом приобретая уверенность в себе и проникаясь чувством глубокого удовлетворения. (Эти красивые слова - "чувство глубокого удовлетворения" - Кухтик выучил ещё в школе. Они очень ему нравились.)

Неожиданно он заметил впереди что-то странное. Что-то похожее на большой плоский камень. Подойдя поближе, Кухтик понял, что ошибся. На краю канавы лежал человек.

"Покойник", - совершенно спокойно подумал Кухтик и удивился собственному спокойствию. Видимо, часть серых клеточек в его голове сильно отравилась и ещё не пришла в норму.

– Покойник, - произнес он вслух.

Человек, лежавший на краю канавы, зашевелился.

– Нет, не покойник, - громко поправил себя Кухтик.