Кукла в волнах
Шрифт:
В это время дверь в комнату открылась, и вбежал небольшого роста солдатик, который ездит у нас на дежурной машине.
— Товарищ старший лейтенант, на аэродроме ЧП, командир роты просит вас приехать! — выпалил он разом.
— А что стряслось?
— Не знаю!
Быстро забрался в «Урал» со специальным оборудованием, я поехал к месту стоянки автотехники на аэродроме, где обычно располагался дежурный прапорщик от батальона обеспечения.
До аэродрома было недалеко. На старте, рядом со спецмашинами, стояла группа прапорщиков с командиром автороты в центре. Спрыгивая на бетонку
— Да! — осуждающе закивали головами прапорщики, словно они были членами комиссии по расследованию причин аварии.
— А как же он сел? — поинтересовался старшина моей аэродромной роты прапорщик Винник, вечно бурый от употребления спирта, упитанный человек небольшого роста, с рыжими обвислыми усами.
— Как-как! — усмехнулся в чернявый ус комроты, — каком кверху. Подвесные баки были пусты, вот он на них и плюхнулся и на брюхе пропахал почти километр. Искры летели с кулак. Думали, взорвется, но все обошлось. Теперь, — он посмотрел на меня с усмешкой, — аэродромщикам работы.
Взлетка — мой объект, поэтому я, чертыхаясь, что придется повозиться с уборкой аэродрома, вместе с Винником поехал на полосу. Надо было оценить усилия, которые придется затратить на уборку бетонных плит.
В полосе приземления мы увидели длинный, тянущийся на несколько сотен метров белесый след, получающийся, если скрести по бетону железом. По краям следа в некоторых местах виднелись пятна копоти. В воздухе стоял острый запах горелой резины и керосина.
После предварительного осмотра, Винник с солдатами занялся уборкой полосы, а в нашей комнате, куда я вернулся с аэродрома, Приходько уже заканчивал рассказывать Терновому о происшествии.
День постепенно уходил, и низкое солнце отражалось бликами в стеклах бараков. Я решил сменить тему и небрежно, словно не придавая этому большого значения, спросил зампотеха:
— Что у вас там с Натальей?
Терновой заметил мою хитрость, улыбнулся:
— Просто сказал ей, что приду вечером в гости, ну… чтобы она готовилась.
— Что прямо так и сказал: «подмывайся, вечером перепихнемся»? — усомнился Приходько. Он прищурился, вены на его лбу вздулись.
— Не так грубо, Вова, но мысль уловил. С бабами надо сразу — раз и в дамки. Чего играть в кошки-мышки?
— Но… как же жена, ведь она тебя ждет вечером? — удивился я.
— Позвоню и скажу, что сегодня дежурю, — не смутился Сергей, — никаких проблем не будет, Витек.
Оживившись от такой новости, Вова Приходько поднялся с кровати и, потягиваясь, прошелся по комнате.
— Какие у нас зампотехи, однако, — весело сказал он, — палец в рот не клади. Прямо гроза женского пола!
Прапорщик со смешком процитировал всем известный армейский стих:
«Ну а в роте, для потехи
Существуют зампотехи.
Кто поднялся раньше всех?
Хуй, петух и зампотех,
Зампотех — машину греть».
— Очень смешно! — скривился Терновой, которого эти стишки, видимо, задели за живое.
Что поделать, если в армии любили подшучивать над разными военными званиями и специальностями! Доставалось зампотехам, пожарниками, врачам, ефрейторам и прапорщикам. Замполиты в этом отношении тоже не были исключением. Например, в армии говорили «замполит рот закрыл — рабочее место убрано». Но я, в отличие от Тернового, не обижался.
Я чувствовал симпатию к зампотеху не потому, что он изменял жене и выглядел этаким супермужчиной или по каким-то другим причинам — просто такое часто бывает на бессознательном уровне — человек может сразу понравиться или, наоборот, возникнет антипатия, с которой ничего не поделаешь. А может быть и существует своего рода магия имени. Например, я заметил, что все Сергеи, которые мне встречались с раннего детства, неизменно становились у меня друзьями или приятелями.
— Не сыграть ли нам в карты? — предложил я.
— А что, можно! — согласился Терновой.
Мы достали из тумбочки уже начатую бутылку коньяка, поскольку разведенный спирт порядком надоел, и сели втроем играть в карты. Играли не на деньги, а так — на интерес.
Глава 2
— Некоторые мужчины почему-то думают, что своим членом они могут достать до сердца женщины, — глубокомысленно заметила Лида, лежа на кровати рядом со мною. Она взяла с тумбочки сигарету и затянулась, пуская сизоватый дым в потолок, — конечно, женщине может понравиться член, но для любви этого мало.
— Вообще-то я и не рассчитывал проникнуть своим органом так далеко, — пришлось парировать мне, — у меня скромные потребности.
— Вот-вот, у вас у всех так — в первую очередь потребности, а чувства во вторую.
— Ты случайно не изучала курс философии в институте марксизма-ленинизма? — шутливо поинтересовался я.
— Да нет, разве что философию в будуаре, — Лида посмотрела мне в лицо своими темными карими глазами и загадочно усмехнулась, — впрочем, — она повела пальцем по моей голой груди, — мои рассуждения к тебе не относятся.
— Это насчет члена и женского сердца?
— Именно, — она взглянула на часы — пора идти заряжать аппарат. Будешь смотреть киношку?
— Пока не знаю, наверное, буду. Все равно делать нечего.
На улице уже стемнело. На столбах вдоль дороги зажглись фонари, осветившие шиферные крыши бараков своим теплым желтым цветом. Вокруг них вились мошки, тыкаясь и прилипая к горячему стеклу лампочек. Было душно.
Лида своими рассуждениями меня слегка удивила, заставила ощутить некую растерянность. Словно я зашел в свою комнату, где лежали знакомые мне вещи, и вдруг обнаружил что-то новое — чужое и непривычное. Это новое требовало другой оценки, возможно нового отношения с моей стороны, ведь до этого у нас с ней всё было просто и ясно. И вдруг такие глубокие рассуждения…