Куколка
Шрифт:
О:Вроде как вы сумлеваетесь, сэр. Овечка да ярочка — одна парочка. Помнилось мне, ошибся.
В:Точно ль спутали?
О:Мне довольно слова мистера Бартоломью. Вернее, того, что передал мистер Лейси. Коль им ладно, так и нам годно.
В:Часто с ней беседовали?
О:Редко, сэр. С первых же минут она выказала себя жеманной недотрогой. Конечно, ныне курица — и та фурится. В дороге иль за столом взглядом не одарит — дескать, мне недосуг. Не зря имечко-то французское.
В:Для
О:Да нынче они все такие, сэр. Говнюхи, а корчат из себя леди.
В:Не выражаться мне!
О:Прошу прощенья, ваша милость.
В:Другого ее имени не знаете?
О:Нет, сэр, откуда?
В:А как зовут ту, что служит у Клейборн?
О:Не ведаю, сэр, и напарник мой, что указал на нее, тоже не знал. Сказал лишь, что она лакомый кусок и кличут ее Стыдливицей. Похоже, господин, кого мы принесли в портшезе, направлялся к ней. Маркиз И., сэр.
В:В ту пору вы служили носильщиком?
О:Да, сэр. Бывало, что ничем иным на жизнь не заработаешь.
В:Туда частенько доставляли пассажиров?
О:Случалось, сэр. Куда закажут.
В:Но так и не узнали имен шлюх?
О:Нет, сэр. Прознал только, что там самые отборные девки и к ним наведывается половина всех богатеньких старых пердунов… виноват, сэр, всей лондонской знати.
В:Вы уверены, что ваша попутчица и та шлюха не одно и то же лицо?
О:Как пить дать, сэр.
В:Не спрашивали сию Луизу, откуда она родом и прочее?
О:Не единожды, сэр, пока добирались до Эймсбери. Мол, давно ль в горничных, у кого служила. Но она была скупа на слова, что твой сквалыга. Совсем не из болтушек.
В:А что сказывала про ту ночную отлучку в Эймсбери?
О:Напрочь все отрицала, сэр, потом озлилась, аж всю ее перекосило, вот тогда-то я и понял, что она врет.
В:Скажите-ка, прежде чем узнать, что Дик гостит в ее постели, вы замечали меж ними приязнь?
О:Да любому было видно, сэр, что парень втюрился — глаз с нее не сводил. Служил хозяину, а угождал ей.
В:Как так?
О:Ну, еду ей относил, поклажу ее таскал и прочее. Все как в присказке: куры да амуры, да глазки на салазках.
В:Но девица столь открыто не выказывала свои чувства?
О:Она хитрее, сэр. Обращалась с ним как с собачонкой. Но после Эймсбери, когда все вышло наружу, почти и не таилась. Едут вдвоем, так она прильнет к нему, точно дитятко або женушка.
В:Вопреки жеманству?
О:Как говорится, все бабы одним миром мазаны, сэр.
В:Где
О:Поначалу унасестилась, как положено, сзади, точно попугай на жердочке. А на третий день перебралась вперед — дескать, на холке ей мягче. Сказала б прямо — поближе к тому, что у парня промеж ног, да простит меня ваша милость.
В:Вы б справились, может, они женаты.
О:Не стал, сэр. Мистер Лейси шепнул мне, чтоб больше ничего не вынюхивал, а то еще не дай бог решат, что я, по его указке, шпионю за мистером Бартоломью. Я прикусил язык и сказал себе: видать, бабонька опасается насмешек над своим выбором и ради моего же блага меня сторожится.
В:Поясните?
О:Что ни говори, сэр, девица она смазливая. На красивый цветок летит и мотылек. Думаю, она все прочла в моем взгляде.
В:Хотели приволокнуться?
О:Можно б, сэр, ежели б она допустила. Вмиг смекнул бы, что она такое и верна ль моя догадка насчет стада мамаши Клейборн.
В:Что-нибудь еще об ней скажете?
О:Ничего, сэр.
В:Значит, с последнего дня апреля вы не слыхали об ней, Дике и его хозяине?
О:Нет, сэр.
В:И в газетах не встречали заметок?
О:Ей-богу, нет, сэр.
В:Стало быть, все говорило об том, что план мистера Бартоломью увенчался успехом, никакого злодеянья не совершено и вы ни в чем не замешаны?
О:До сего дня так и думал, сэр. Чего ж волноваться, коль я безвинен, да еще вижу, как ваша милость справедливы и добры? Опасаться мне нечего, роль моя пустяшная — вроде, знаете ль, сторожевого пса.
В:Почему вы остались в Уэльсе, а не вернулись в Лондон за деньгами, что сберегал для вас мистер Лейси?
О:Тому уж три месяца, как я отправил ему письмецо, где все разъяснил.
В:Про то он ничего не знает.
О:Тогда, сэр, обременю вас рассказом. Прибыв на родину, я получил известье, от коего, ваша милость, расплакался, словно дитя, ибо старушки моей больше не было на свете — уж три года, как сошла она в могилу, а давеча за ней последовала и любезная моя сестрица. Остался один лишь братец — голь перекатная, истинный валлиец, что бедами упился, слезами похмелился. Ну вот, сэр, месяц я с ним проваландался, помог чем можно. Потом говорю себе: пора, грю, возвертаться в Лондон. Уж больно затрушенное местечко наш Суонси, сэр. К тому ж деньги и Джонс долго не соседствуют, словно стрелки городских часов. Все, что привез, кануло, точно в прорву. Так что в Лондон я отправился пешедралом, ибо на иное средств не имелось. В Кардиффе встретил дружка, кто меня приютил; один его знакомец, узнав, что я обучен письму и счету, да еще повидал свет, сказал-де, в конторе их есть вакансия — то у мистера Уильямса, где меня нашел ваш человек. Тремя днями ранее старый приказчик, коего хватил кондратий, отдал богу душу, так что мистер Уильямс крепко зашился с делами…