Куколка
Шрифт:
В:Трепло поганое! На ходу сочиняешь?
О:Иссуши меня, Господи, до макова зернышка! Да разве я б осмелился, сэр?
В:Прямо-таки наставил шпагу?
О:Вот ей-же-ей!
В:Что-нибудь сказал?
О:Так не слыхать же, сэр. Дик поднял девицу, и они вновь зашагали к пещере, его сиятельство по пятам. Шпагу опустили, но потом опять вскинули, пресекая всяческое ослушанье. На пороге пещеры еще одна странность:
В:Хочешь сказать, его сиятельство выказали пиетет?
О:Лопни мои глаза, сэр!
В:Ну и?
О:Они вошли внутрь, сэр. Почти сразу, не сочтешь и до двадцати, из пещеры донесся вскрик. Приглушенный, но я расслышал.
В:Кричала девка?
О:Да, сэр. Всего меня так и прохватило — решил, случилось душегубство. Но теперь-то знаю, что нет.
В:Велика ль та пещера?
О:С одного боку низкая, с другого высокая. Свободно въедет груженая подвода, еще и место останется.
В:Нутро не просматривалось?
О:Лишь там, куда падал солнечный луч, а дале темень, яко в ночи.
В:Шевеленья, фигуры какой не приметил?
О:Нет, сэр, а уж смотрел-то, будьте уверены, во все глаза, пока ждал-пождал да жданки и наждал. Стояла такая тишина, словно допрежь ничего и не было. Но я-то знал, что было — накидка, вон она, подле камня.
В:Отчего не подошел ближе?
О:Не дерзнул, сэр, шибко испужался. Вы уж извиняйте, но в его сиятельстве я чуял порочность и тягу к колдовству. Не прошло и получаса, как заявилась пара здоровенных черных воронов с вороненком; уселись на выступе над пещерой и давай каркать — то ль от радости, то ль в издевку, не знаю. Говорят, они мудрее всех птиц и сопутствуют лишь смерти и несчастью. В наших краях ходит такое поверье, сэр.
В:Уволь от баек об твоей родине и долгом ожиданье. Его сиятельство вышли из пещеры?
О:Не знаю, сэр.
В:Быть того не может!
О:В конце дня вышел Дик, потом девица, но господин не появился. Последний раз мы видели его сиятельство на пороге пещеры.
В:Тогда рассказывай об тех двоих — когда они вышли?
О:К вечеру, сэр, за час до заката. Измучился я страсть — в бивуаке моем солнце печет, и ни глотка воды, ни крошки съестного; завтрак-то мой состоял из черствой горбушки, огрызок коей вместе ломтиком сыра упрятал я в седельную сумку, а с собою взять не скумекал. Господи ты боже мой, уж так истомилась моя бедная душенька, что правую руку отдал бы за былинку горькой полыни або сладкого дягиля.
В:Будет
О:Сейчас, сэр, но сначала еще об одной странности, какую не вдруг приметил. Над пещерой курился дымок, как, знаете, при обжиге извести, но никакой трубы я не видел. Будто горело внутри, а дым проникал сквозь дырку або щель и тянулся к выступу, где сидели вороны.
В:Огня не заметил?
О:Нет, сэр, лишь дымок — то исчезнет, то вновь потянется. Хоть лежал я далеко, но временами чуял противный запах.
В:Паленого дерева?
О:С примесью какой-то дряни, сэр. Эдакой вонью шибает у кожемяк. Но сие еще не все, сэр. То и дело из пещеры доносился звук, похожий на пчелиное гуденье, — то стихнет, то опять тихонько взовьется. Однако вокруг я не приметил ни единой пчелы, лишь пару-тройку майских хрущов, кому и поживиться-то было нечем.
В:Говоришь, звук шел из пещеры?
О:Да. Не громче жужжанья, но я расслышал.
В:Что подумал?
О:Тогда ничего, сэр. Меня точно околдовали. Шевельнуться не мог.
В:Что значит — тогда?
О:Я по порядку, сэр. С Луизой-то я еще не поговорил.
В:Ладно. Поклянись, что ни разу не покинул своего схрона.
О:Дважды отлучался, сэр, но не дольше пяти минут — глянуть, нет ли чего попить, да ноги размять, а то ить на жесткой-то земле весь затек. Слово даю, по возвращении никаких перемен не отмечал.
В:Ты сказал, что прошедшей ночью дурно спал. Там тебя не сморило?
О:Нет, сэр. Чай, не на перине лежал-то.
В:Мне нужна правда, Джонс. Никто не поставит тебе в вину, что ты уступил естеству и вздремнул. Я пойму.
О:Ну, может, разок-другой провалился, как бывает в седле. Но не так, чтоб задать храпака, Богом клянусь.
В:Понимаешь, к чему я клоню? Может, в сию минуту кто-то и вышел из пещеры?
О:Невозможно, сэр.
В:Отчего же? Ты дважды отлучался, да еще задремывал.
О:Так на секунду ж. И вы пока не знаете, чего поведала Луиза.
В:Ну расскажи.
О:Ну вот, значит, дело к вечеру, по траве крадутся длинные тени, а в голове моей уж густой мрак, и сердце вещует об страшном несчастье, ибо по сию пору из пещеры никто не вышел. Я смекаю, что надо сматываться — озолоти, потемок дожидать не стану. Поначалу хотел скакать к месту последнего ночлега и все рассказать властям. Но затем подумал о бесчестье, какое после шумихи падет на знатного родителя его сиятельства, и решил, что надо бы снестись с ним частным порядком, а уж он пусть поступает, как ему вздумается.