Кукук
Шрифт:
Эльвира: Добрый вечер! Уже вечер.
Типичная оговорка для иностранцев. Но Итальянец здесь явно всю жизнь, говорит без акцента.
На следующий день чувствую ужасную слабость. Прошу смерить мне давление. 110 на 80. Нормальное. От чего мне так хреново? Сестра говорит, что надо больше пить и двигаться. Пью я достаточно. Двигаться? Да я, бывало, месяцами сидел на кровати с компьютером и ничего подобного. Разве что в глазах темнеет, когда встаёшь.
Моют полы в палатах каждый день. Опять русская уборщица. Галина. Сибирячка.
Она: А ты чего из Германии сбежал?
Я: Да от безработицы…
Она: А там что?
Я: А там …работица. Там, правда, другие проблемы. Там мне жить негде. Родители продали
Она: Друзьями остаться не смогли?
Я: Я не смог… У неё почти что сразу появился другой человек. Это отрезало мне путь назад. Я очень сильно её люблю. Вернулся вот в Германию, чтобы на эту тему с ней поговорить. Теперь я здесь перед тобой.
Она: Ничего, ты ещё молодой!
Я: Молодой?!
Она: А сколько тебе лет?
Я: Да я тебя наверняка старше! Тебе сколько?
Она: Я первая спросила.
Я: Мне 36. А тебе?
Она: Мне 40.
Я: Моей «жене» тоже в этом году будет сорок.
Она: А ты моложе выглядишь.
Я: Я знаю. Меня уже спросил тут один пациент, не восемнадцать ли мне.
Она: Я бы тоже так сказала. Это же здОрово.
Я: Здорово?!
Она: Здорово, когда человек выглядит молодо.
Я: Когда твою жену спрашивают — а это не твой сын?, а меня — это не твоя мать?..
Она: Да уж…
Я: То-то и оно. Мне-то пофиг, а вот Татьяне моей пофиг не было.
В комнату зашёл Царко (по-русски): По-русски говорим?
Галина: Ага. Понимаешь?
Царко лишь смеётся.
Я (Галине): Работа у вас тут непростая, у обслуживающего персонала.
Она: Да, лестница одна чего стоит.
Я: Нет, я другое имею в виду: туалет и душевую. Такого кошмара я даже в буйном 5.2 не видел.
Она: Ну, да. Здание уже старое.
Я: Да нет же, я не о ветоши, а о том, что стульчаки грязные…
Она: Ах, это! Да…
Я: …кругом что-то разлито, бумага разбросана, волосы везде… И это безумная свалка косметики чего стоит! Жуть, какие неряхи здесь живут.
Галина: Ну, ладно. Мы ещё поговорим. Пока!
На тумбочке у соседа всё тот же натюрморт, что и в первый день. Коричневая лампа. Словарь английского языка. Я каждый день проверяю, не сдвинулся ли он с места, нет, не сдвинулся, не пользовался им сосед. Словарь чистый. Явно ни разу не перелистанный. Две обязательные бутылки с минералкой. Обе начатые. Царко иногда переливает содержимое одной в другую и несёт менять бутылку.
Зачем ему английский? Он как-то мне сказал, что знает около тридцати слов.
Коробок спичек.
Два с половиной часа длился мой первый разговор с лечащим врачом.
Фрау Брюнинг. Лет за сорок. Полная. Маленького роста. Подвижная. Лицо — тип из позапрошлого столетия — с таким можно играть в средневековых фильмах. Отличная мимика. Гримасничает. Энергичная. Шутливая. Короче, охотно и блестяще играет в Бабу Ягу.
Врач взяла чистый лист бумаги и сказала, что мы сейчас займёмся составлением генограммы. Рядом с ней её практикант Андреас Мюллер. Молодой симпатичный парень лет тридцати.
Вы, Алексей, абсолютно неклассифицируемы, начала она, вас сложно впихнуть в какие-то рамки, с вами всё очень непросто. Будем разбираться. [Я уже давно чувствую себя персонажем МакМёрфи здесь в клинике — пусть не весёлым, но обманщиком] В нижней части листа Din A4 появился квадратик. Рядом с ним моё имя: Alexey. Под ним дата моего рождения.
В комнату заходит брат Грегор. Подсаживается к нам. Теперь мы не трио, теперь мы — квартет.
Появился отчим. Когда? Я узнал о нём, когда мне было шесть лет.
Мама как-то между делом заикнулась, что он уже был, когда мне исполнилось лишь два годика. Они поженились официально лишь несколько лет назад и я, поздравляя их, попытался отсчитать количество прожитых ими лет… Тут мама и подсказала.
Какие отношения с отцом? Никаких. Я не знаю, то ли он не хочет со мной видеться, то ли ему запрещено. Он алкоголик, знаю я. [Из вспомнившегося позднее. Он дерётся, когда выпьет. Это я хорошо помню. Помню разбитую трёхлитровой банкой голову деда по отцовской линии, кровь залила тому всё лицо. Помню и прочие выходки отца. Например, как он ломился в дверь — в комнату, в которой спряталась со мною мать. Мама просила меня плакать погромче. Его забирали в милицию. Однажды, вернувшись с улицы домой, мы застали его висящим на руках в лестничном проёме, держащимся за прутья перилл. Дед пытался его вытащить. Не смог. Отец-таки сорвался и упал вниз. С третьего этажа. Сломал ногу. Что стало причиной той его выходки мне неизвестно.]
Что с отцом сейчас? Он умер. Когда? Несколько лет назад. Я не помню. Откуда вы это узнали? Моя мама позвонила жене и сказала, чтобы я с ней срочно связался. Мол, отец умер и нужно очень быстро заявить права на его собственность. Папа жил уже долгие годы с женщиной, которой, как мне кажется, и должна была отойти квартира. Я не перезвонил. Мама, к счастью, этой темы больше не касалась.
Ветка к моему отцу перечёркивается двумя линиями. Тема закрыта.
Остаёмся с матерью и отчимом. Рисуем квадратик отчима. Как зовут, когда родился? Так-то, тогда-то. Какие с ним отношения? Никаких. Как это никаких? Вообще никаких. Я его в шесть лет не смог назвать отцом, дальше было только хуже. С чьей стороны было это неприятие? С обеих. Я ему был не нужен, он мне не нравился. Он — абсолютный эгоист. Почему тогда ваша мама живёт с ним? Она его любит. Они по-прежнему вместе? Да. И она его по-прежнему любит? Думаю, что да. Почему, как вы думаете, ваша мама рассталась с отцом? Не знаю. Возможно, ей захотелось попасть в более высокие слои общества, чем те, где она обитала с отцом. Приглянулась жизнь в high society.[74] Отчим был из него. У отчима был важный отец, бывший директор Адмиралтейского завода, бывший ректор ЛКИ. Большой человек на пенсии. Люксус-жильё, каменная дача, «волга», антикварный мусор, поездки за границу, связи. Он очень быстро смог организовать нам собственное жильё — двухкомнатную квартиру, правда, в спальном районе, в блочном доме. Но другие семьи ждут своего жилья десятилетиями. Есть шутка на эту тему: столько не живут. И вашей маме всего этого захотелось? High society в России в советский период — это несколько иная сфера, нежели сейчас. Тогда у этих людей был подпольный, но, тем не менее, доступ к мировой, да и к собственной underground-культуре. По рукам ходили запрещённые книги, фильмы, музыка и т.д. А бедные, значит, не могли себе этого купить? Дело не в деньгах. Мы сами богатыми никогда не были. Они просто могли не знать, что что-то существует помимо того, что продаётся в магазинах и показывается по телевизору. Таким образом, люди из высших слоев общества были более культурно развитыми, нежели те, кто был из, так сказать, низов. И вашей маме это приглянулось? Не знаю. Мне бы точно. Но я не стал бы ломать семью лишь из-за этого. Думаю, что и она это сделала из-за любви к отчиму в первую очередь.