Культура древнего Рима. Том 2

Кнабе Георгий Степанович

Именно тогда, в III–II вв., появляются совершенно своеобразные черты в кельтской пластике, лучше всею представленные памятниками из Рокепертюз, оппидумов в Энтремоне и Сен-Блэзе. Мы ничего не знаем о том, существовали ли у кельтов какие-то деревянные изображения богов в более древние времена — все имеющиеся (очень немногочисленные) памятники такого рода никак не старше I в. до н. э. Приступая к описанию этих скульптур, мы сразу же затрагиваем самое существо проблемы, порождавшей бесчисленные споры. В каком контексте надо понимать эти изображения — ведь все они (кроме случайных находок) происходят из святилищ и тесно связаны с культом и религиозными представлениями кельтов. Важнейшие встречаемые здесь иконографические типы имеют долгую судьбу в кельтском искусстве более позднего времени. Однако этих вопросов мы коснемся, когда обратимся к более широкому кругу памятников, а пока ограничимся определением исходной точки для их постановки.

Святилище в Рокепертюз (раскопанное в 1919–1924 гг.) дало нам образцы культовых сооружений, скульптуры [349] и рельефа кельтов. Первые представляют собой колонны с перекрытием, внутри которых имеются ниши для голов или черепов. Смысл этих сооружений достаточно прозрачен, ибо почитание головы хорошо засвидетельствовано для

континентальных и островных кельтов. Страбон, Тит Ливий и многие другие сообщают, что голова соперника была одним из главных трофеев кельтских воинов и бережно сохранялась, так как именно эту часть тела кельты считали средоточием жизненной силы человека, которая могла перейти к победителю или, наоборот, причинить ему ущерб. Культ головы имел и более важные основания, с которыми мы можем познакомиться на основании ирландских и валлийских письменных памятников средневековья. Многие их сообщения позволяют предположить, что такая голова в ряде случаев считалась хозяином потустороннего мира и его центром [350] . Какую роль играли сооружения, подобные найденным в Рокепертюз, в культовой практике, сказать трудно, но, судя по всему, они были одним из важнейших ее элементов. Достаточно посмотреть на арки над порталами многих романских храмов Ирландии, сплошь усеянные изображениями голов, чтобы получить представление об основах этого элемента культа. Стилистика изображений голов также демонстрирует некоторые устойчивые черты кельтской пластики. Мы видим типичные и для более поздней скульптуры удлиненные, сужающиеся книзу лица с большими глазами и выделяющимися надбровьями, несколько выдающиеся скулы и щеки, подчеркнутый подбородок. Несмотря на некоторую упрощенность этих изображений, они поражают своей необычностью и внутренней энергией.

349

Esperandieux . Recueil general des basreliefs, statues, bustes de la Gaule Romaine. P., 1907–1955 (далее: Esp.), N 131. 6703.

350

Lambrechts P. L'exaltation de la tete dans la pensee et dans Fart des Celtes. Brugge, 1944.

В Рокепертюз были найдены и две известные статуи божественных персонажей в так называемой «буддийской» позе (а также обломки двух других, сказать о которых что-либо трудно). Иконографический тип сидящего со сложенными под собой ногами бога в дальнейшем не раз встречается в галло-римском искусстве [351] . Иногда он имеет на голове рога оленя или барана, что заставляло сближать это божество с Цернунном. Вряд ли, однако, такие прямые отождествления вообще возможны в силу малоспециализированного характера кельтских богов, функции и атрибуты которых часто наслаиваются друг на друга и переплетаются. В данном случае фигура не снабжена какими-либо кельтскими атрибутами, обычными для более поздних изображений (торквес, змея — часто с головой барана, рога и т. д.), если не считать геометрического рисунка из ромбов и прямоугольников на груда и спине персонажа. Трактовка фигуры исключительно статична — торс ее удлинен и как бы застыл в иератической позе, ноги несколько укорочены, одна рука лежит на груди, другая отсутствует. Голова статуи не сохранилась, зато из того же святилища происходит знаменитое изображение двуликого бога, которое ясно свидетельствует, что галльские скульпторы не шли в русле классических традиций, совершенно иными средствами добиваясь исключительной выразительности и того общего впечатления, которые производят имеющие за собой давнюю и своеобразную традицию произведения искусства [352] . Как иконографический тип изображения двуликого и трехликого бога чрезвычайно распространены во всем кельтском мире.

351

Lambrechts P. Contribution "a Tetude de divinites celtiques. Brugge 1942 21–25; Bober P. P. Cernunnos. — AJA, 1951, p. 25–27.

352

Benoit F. Arts et Dieux de la Gaule. P., 1965, p. 9, 90.

В своем роде не менее замечательные памятники были открыты при раскопках святилища в оппидуме Энтремона [353] , центре племени салювиев, расположенном недалеко от Экса. По всей видимости, это был весьма значительный культовый центр, по своим размерам явно превышающий потребности проживавшего здесь относительно небольшого населения. Снова важным элементом культовых сооружений были скульптурные ряды отрезанных голов, от которых сохранились фрагменты с одним или двумя изображениями. И здесь они трактованы в условной манере [354] , позволявшей при относительной скупости выразительных средств добиваться создания цельного и значительного образа.

353

Benoit F. Entremont. Aix, 1957.

354

Varagnac A. L'art gaulois. P., 1956, pl. 19 и 20.

Из святилища происходят скульптурные изображения героев (?), выполненные в натуральную величину и отличающиеся несколько более тонкой проработкой лиц, которые, однако, в принципе демонстрируют тот же стилистический тип [355] . В ряду этих изображений надо упомянуть бюсты воинов, найденные в Грезане и Сент-Анастази (Археологический музей города Нима), последний из которых необычайно характерен для скульптуры юга Галлии.

Мы упомянули далеко не все памятники, достойные пристального внимания — им не уступают и рельефы из Нажа, Сен-Блэза [356] , знаменитое изображение чудовища «Тараска», пожирающего людей, и многие другие произведения. Всех их объединяет нечто общее и в стилистическом, и в религиозном отношении. Чувствуется, насколько прочно они связаны с еще, к сожалению, далеко не достаточно изученной и понятной духовной традицией местного населения. Чем же обязаны эти памятники соседству с греческими центрами побережья, о котором мы говорили? Думается, что прежде всего самим фактом своего существования, ибо нигде в кельтском мире мы не видим такого скопления памятников скульптуры этого времени (III–II вв.

до н. э.), как в этих областях. С другой стороны, нигде в Галлии мы не видим, так сказать, подготовительного этапа, предшествующего появлению скульптурных изображений, неизбежно появляющихся у кельтов при контактах со средиземноморской культурой. Другое дело, что контакты эти могли быть совершенно различны. В описанном выше случае они не выходили за пределы взаимодействия культурных традиций и, дав новое направление кельтскому искусству, как бы «проявили» заложенные в нем возможности.

355

Ibid., pl. 14–17.

356

Rolland Н. Fouilles de Saint-Blaise. — Gallia, III suppl., 1951, p. 53–56.

Совершенно иная картина наблюдается после римского завоевания Галлии, во многом изменившего жизнь покоренной страны.

Страна дорого заплатила за свое сопротивление Цезарю. Плутарх сообщает, что римские легионы захватили 800 крепостей, покорили 300 племен, миллион человек убили и столько же взяли в плен. Все это, однако, сочеталось с политикой привлечения на сторону римлян части местной знати и воинов, верно служивших завоевателю их родины в период гражданских войн. В 51 или 50 г. до н. э. Галлия сделалась римской провинцией, а в 43 г. у нее появилась столица — Лугдунум (совр Лион). В то же время были заложены основы практики выведения в Галлию колоний, хотя самим Цезарем вне пределов давно обжитой Нарбонской Галлии была основана только одна — Юлия Эквестрис Новиодунум (совр. Нион на Женевском озере).

Однако подлинные основы гражданской жизни провинции были заложены при Августе, который, отдав Нарбонскую Галлию в ведение сената оставил за собой все остальные территории к северу. В 27 г. была осуществлена некоторая перестройка административного деления «лохматых» территорий. Стремясь уравнять размеры трех частей Галлии, Август придал Аквитании земли между Гаронной и Луарой, назвал район между Луарой, Сеной и Марной Лугдунской провинцией, а за территориями к северу от нее сохранил старое название — Белгика. Новые административные единицы — цивитаты — не всегда совпадали с этнографическими и лингвистическими группами времен Цезаря, ибо многие мелкие группы были объединены между собой. Всего, по таблицам Птолемея, их было 64. Некоторые новые цивитаты были образованы вскоре в районах Верхней и Нижней Германий, причем народы ряда из них (неметы, трибоки) сражались когда-то под началом Ариовиста и занимали промежуточное положение между кельтами и германцами.

Именно при Августе начался очень важный для Галлии процесс развития городов, на котором надо остановиться подробнее. Цезарь употребляет для обозначения галльских «городов» времен независимости слова urbs, oppidum, vicus, к которым уже в период Империи добавляются colonia, municipium. Что стоит за этими терминами? Не углубляясь в историю городских или псевдогородских поселений в Галлии [357] коснемся лишь их состояния в эпоху накануне римского завоевания.

357

Dechelette L Op. cit., p. 942.

Давно уже проделанные подсчеты, которые в принципе нет основания пересматривать, показывают, что ко времени Цезаря в Галлии было не менее 1200 таких поселений [358] . Размеры их варьировались от довольно значительных (Бибракта, к примеру, около 135 га) до весьма скромных. Большей частью эти поселения были укреплены, хотя, по всей видимости, работы по возведению оборонительных сооружений велись особенно широко в неспокойные времена перед римским завоеванием. Долгое время бытовало мнение, что галльские оппидумы и предназначались прежде всего для защиты окрестного населения при неожиданно возникшей опасности и располагали для этого определенными запасами продовольствия, а также источниками. Проведенные в широких масштабах исследования позволили уточнить эти положения. В галльских городах, несомненно, проживало постоянное население, значительную часть которого составляли ремесленники и связанные с торговлей люди. Нередко в городах находились центры того или иного культа, с которым были связаны довольно сложные сооружения. Так, раскопки в Алезии, к которой мы еще вернемся, показали, что постройки римского времени (форум, храм и театр) были возведены на месте более древних зданий культового назначения [359] . И все же, естественно, галльские поселения этого типа с их довольно примитивными жилищами и практически отсутствующими общественными постройками не могли соперничать с теми городами, которые характерны для римского времени.

358

См.: Dottin G, Manuel pour servir "a Fetude de Fantiquite celtique. P., 1898, p. 179.

359

Le Gall J. Alesia. P., 1963, p. 121–139.

Но дело не только в облике — в галло-римскую эпоху существенно изменилась и роль городов, которые стали одним из основных элементов романизации. Трудно сказать что-то определенное о связях крупных галльских поселений с окружавшей их территорией, но несомненно, что они никогда не являлись в полном смысле слова административными центрами. В этом смысле положение решительно изменилось после римского завоевания. Как старые, так и вновь появлявшиеся города получили определенный юридический статус и строго фиксированную форму взаимоотношений с примыкавшими к ним землями. По своему статусу города делились на колонии, муниципии и села — vici, хотя последние, по-видимому, не всегда административно выделялись из окружавших их земель пага. Колонии возникали двумя способами — либо как вновь основанные поселения, часто включавшие большое число ветеранов — легионеров, либо как результат дарования этого статуса уже существующим городам (что, к примеру, нередко делал Цезарь в Нарбонской Галлии). Lex coloniae, основа ее юридического существования, чаще всего даровался центральной властью, хотя в некоторых случаях, возможно, рождался на месте путем комбинации основных элементов римского законодательства. Иногда, прежде чем сделаться колонией, тот или иной город получал муниципальный статус. Последний имел ряд существенных особенностей. Если жители колонии чаще всего, хотя и не всегда, имели римское право, то население муниципий — по большей части только латинское, и к тому же наряду с римским ius civile в законодательстве муниципии могли встречаться и элементы местного права. И колония, и муниципий обычно были окружены приписанными к ним землями, где располагались участки горожан и виллы.