Культурология и глобальные вызовы современности

Мосолова Л. М.

Провозглашая и всеми средствами утверждая творческую мощь человека, культура Возрождения доходила до уравнивания его с верховным творцом – Богом.

Величественно и дерзновенно заявила о себе культура Возрождения в решении антропологического противоречия «индивидуальное – универсальное» и в развитии сущностных сил человека, связанных с этими понятиями. Важнейшая из них – способность быть неповторимым, уникальным, то есть его свойство быть индивидуальностью. В возрожденческой культуре утвердился самый настоящий культ индивидуальности.

В то же время «универсальное» трактуется в эпоху Возрождения не как общечеловеческое, родовое, а гораздо шире –

как божественное, и в этом смысле абсолютное. При этом не только человеческая индивидуальность возвышается до божественного абсолюта, но и последний оказывается ничем иным, как развившейся до абсолютного предела индивидуальностью. Если довести эту мысль до логического конца, то следует признать, что Возрождение фактически не остановилось перед тем, чтобы подчинить идею бога идее индивидуальности.

В свете сказанного выше нетрудно догадаться, как разрешалось в ренессансной культуре антропологическое противоречие «личное – общественное». Конечно же в пользу личного! Человек Возрождения, особенно выдающийся, не мыслил себе общество в виде конкретного социума. Отсюда – принцип космополитизма. «Мое отечество – везде, в целом мире» – говорил Данте. Другой гуманист вторил ему: «Где поселится ученый человек, там и будет его отечество».

Но, разумеется, это еще не космополитизм буржуа, которому безразлично, где делать деньги, а космополитизм творческой личности, которой тесны рамки отечества, понимаемого как город и его окрестности.

Подводя предварительные итоги, следует отметить, что принцип, на основе которого разрешались в ренессансной культуре антропологические противоречия «субъектное – объектное», «индивидуальное – универсальное», «личное – общественное» был единым во всех трех случаях. Это – принцип индивидуализма. Он же лег в основу разрешения и всех других антропологических противоречий, на первый взгляд, не связанных с ним напрямую.

Одним из них было знаменитое противоречие духа и тела. Возрождение воссоединило эти сущностные силы человека и восстановило в правах человеческую телесность, которая была персоной non grata в средневековой культуре. Здоровое, красивое тело вновь, как и в античности, приобрело статус культурной ценности. Это нашло свое отражение во всех сферах культуры, начиная от искусства и кончая бытом. Однако, в отличие от античности, где изображение человеческого тела было воплощением абстрактного идеала красоты и, как правило, не выражало индивидуальности ни модели, ни самого художника, в эпоху Возрождения человеческое тело и его красота рассматривались как одно из средств выражения индивидуальности и, в первую очередь, индивидуальности самого художника.

Понятие «телесное» зачастую употреблялось деятелями Возрождения и в другом смысле: как синоним чувственности биологического содержания. В отношении к этому феномену Возрождение гораздо более сдержанно, чем по отношению к телу как эстетическому предмету, теснее связано со средневековьем, чем во многих других случаях. Так, Петрарка называет требования тела неукрощенным ослом, и высказывает сожаление, что Боккаччо пускает гулять этого осла по страницам своего «Декамерона». Сам же Боккаччо, как известно, отрекся от своего произведения. Более того, в поведении многих титанов Возрождения можно заметить черты средневековья и средневекового аскетизма.

Согласно Николаю Кузанскому, все природное в человеке (то есть биологическое – в нашей терминологии) должно преодолеваться и преодолевается, но не за счет социума, а за счет личных, индивидуальных творческих усилий.

Таким

образом, в возрожденческой культуре биологическое, природное в человеке противопоставляется не социальному, а, опять-таки, индивидуально-личностному.

Большая заслуга принадлежит культуре Возрождения и в культивировании человеческой духовности, причем в обеих ее составляющих – и рационального начала – во всех его ипостасях – разум, рассудок, наконец, просто сообразительность, умение считать, поступать соответственно обстановке – и эмоционального начала (душа, сердце, чувство и т. п.).

В культуре Возрождения повсюду видны приметы приближающегося господства точных наук. Граждане пытаются выбрать лучшую власть по математическому расчету, то есть «вычислить» ее. Считалось, что математика должна и для художника стать первым учителем: с ее помощью производится тщательнейшее измерение обнаженного человеческого тела.

Однако рационализм возрожденческого человека еще не похож на сухую, бескрылую расчетливость буржуа более поздних эпох, потому что он был сопряжен с культивированием тончайшей и изощреннейшей эмоциональности. И здесь принцип индивидуализма нашел свое главное прибежище. Наиболее ярко это выражено в поэзии, и, пожалуй, именно в поэзии Петрарки. Его лирический герой наслаждается всеми оттенками своих тонких чувств, любит свою любовь, любит свои муки любви, любит в них самого себя.

Но у ренессансного индивидуализма была и оборотная сторона. Как справедливо отмечает А. Ф. Лосев, «красиво мыслящий бесконечно человечный и бесконечно гуманистический поэт и философ Ренессанса, мало отдавал себе отчет в том, что какой-нибудь кровавый преступник и бесстыдный насильник вроде Цезаря Борджиа тоже чувствовал за собою право своего поведения, тоже находил в нем свое самодовлеющее наслаждение» [337] . Поэтому жестокость, авантюризм, насилие оказывались неизбежным следствием «стихийно-индивидуалистической ориентации человека, мечтавшего быть решительно освобожденным от всего объективно значащего и признававшего только свои внутренние нужды и потребности» [338] . Вполне понятно в связи с этим, почему столь характерными для Ренессанса были бесконечные заговоры, отравления, вероломство.

Все это не опровергает ранее высказанного утверждения, что основным принципом культуротворчества в эпоху Ренессанса являлся гуманизм. Речь идет лишь о необходимом уточнении исторического характера, исторически конкретной формы этого гуманизма. На основании всего сказанного выше, видимо, будет правильно утверждать, что Ренессанс положил начало развитию индивидуалистического гуманизма – той формы гуманизма, которая лежит в фундаменте построения всей новоевропейской культуры. Однако в эпоху Возрождения еще не были найдены те «сдержки» и «противовесы», говоря современным языком, которые могли бы блокировать крайние проявления индивидуализма, и потому он порою сочетался с гуманизмом весьма болезненно и непросто.

Поиск этих «сдержек» и «противовесов» начался уже в рамках самого Возрождения, но не в Италии – родине ренессансной культуры, а в северных странах. Стремление создать в самой культуре ограничители дерзкому своеволию человека, угрожавшему целостности социума, нашли свое выражение в движении Реформации и создании протестантской религии. Она внесла серьезные коррективы в понимание принципа гуманизма: в протестантизме образ «идеального человека» был дополнен такими чертами, как дисциплинированность, строгое следование нормам морали, получившее название «внутримирской аскезы».