Купи себе Манхэттен (= Бабки на бочку)
Шрифт:
Андрей все не возвращался. Я собрал со стола свои записи, аккуратно свернул бечевочку, привел все в порядок и покинул кабинет. В одном из залов возле ткацкого станка оживленно беседовали директор музея Светлана Степановна, сотрудница Танечка и главный консультант по ткацкому станку маленький дедок, седенький, с хитрыми глазками.
Этот станок сотрудники отыскали где-то на чердаке у древней бабульки. Был он разобран на детали, в количестве ста с лишним штук. Тогда в музее как раз восстанавливали интерьер казачьей избы, уже были найдены и приведены в рабочее состояние прялка, самовар и кровать с никелированными шарами. Когда станок попробовали собрать,
выяснилось,
Как ни пытались её выдернуть, ничего не получалось, пришлось извлекать из юбки Татьяну, для чего с представления были удалены все мужчины. Дед стоял на улице, курил и сокрушался по поводу того, что не туда поставил "одну деталю".
В течение года состоялось ещё четыре пуска, и каждый раз деревянное чудище с чавканьем затаскивало то платокСветланы Степановны, то старинные занавески, недавно с трудом отреставрированные, то штаны оператора местной телекомпании "Лаба" Виталия Глебова, который увлекался съемками настолько, что едва не отправился вслед за штанами.
Он отважно отбивался и победил. Ему удалось вырваться, но на студию он возвращался завернутый в полотенце с петухами.
Андрей после этого отвел дедка в сторонку, и заявил, что если он ещё раз неправильно "поставит деталю", то его самого засунут в этот механизм. Как ни странно, аргумент подействовал, агрегат заработал. Теперь даже что-то там ткалось и выползало из него. Но Андрея на этом пуске не было.
Когда я спросил Светлану Степановну и Таню, которые наблюдали за рычащим станком с почтительной дистанции, куда запропастился Андрей, они указали мне на комнатку, где он беседовал с корреспондентом местной газеты.
– Можно тебя на минутку?
– спросил я Андрея, заглянув в комнату.
– Заходи!
– позвал Андрей.
– Познакомься вот, рекомендую.
– Антон Борин!
– бодро протянул мне руку усатый мужик.
Рука была крепкая, ладонь широкая.
– Главный и единственный редактор газеты "Лабинский мореход", продолжал он не то представляться, не то отдавать рапорт.
– А тебя я где-то видел. Ты не за станцией живешь?
– За станцией, - не очень охотно подтвердил я.
– А почему у газеты такое название? Я помню, у вас тут раньше было несколько газет, похожих по названиям... Постой, постой, я сам вспомню, я память тренирую. Так, была "Провинциальная газета", её главный редактор, Скворцова, кажется, ушла в большую политику, пыталась стать депутатом думы, а потом уехала. Так?
– Точно!
– почти радостно подхватил Антон.
– И стала министром путей СРЯ.
– Чего?
– опешил я.
– СРЯ, Суверенной Республики Якутия.
– А почему министром путей? Путей сообщения, может?
– Да какие там сообщения! Там и путей-то нет.
– А как же её министром назначили?
– Других свободных портфелей не было. А президентом там стал тоже наш, местный. Я тебе сейчас расскажу... Купил он тут мини-завод по изготовлению спирта. Нагнал пару цистерн, пытался продать, но никто у него не покупал, тут у каждого свой мини-завод, дедовский. Повез одну цистерну в Москву, так там у него её и отобрали. Тогда он и поехал в эту самую сра... СРЯ. Хотел продать якутам огненную воду.
Они набежали
Вот так и стал он Президентом СРЯ. И от скуки потихоньку начал перетаскивать в Якутию земляков и знакомых.
– Вот это дела! А потом были у вас газеты "Лабинские новости" и "Лабинские новые новости", они ещё воевали все время друг с другом.
– Во!
– обрадовался Антон.
– В "Новостях" я как раз и работал, писал под псевдонимом Александр Борисов. Может, помнишь?
– А как же!
– горячо ответил я, хотя, конечно, ни черта не помнил.
– Мы с этими "новыми" сражались не за жизнь, а на смерть. Там главредом безумная тетка была, волосы сосульками, зубы, словно у бабы Яги, страшная, как грех. И пристала ко мне, не дай Бог! Затаскала по судам, все пыталась доказать, что у неё от меня внебрачный сын. А когда я в одной статейке написал, что сын у неё не от меня, а от неизвестного науке животного, то она такой шум в своей газетенке подняла, хоть со святыми выноси. Я, конечно, в долгу не остался, и пошла у нас война титанов. Бились мы, бились, пока у неё в голове чего-то не произошло. Как потом врачи сказали, было у неё разжижение мозга, и она умерла, бедняжка, со злости, наверное. Потом выяснилось, что на самом деле она была в меня влюблена, тайно и безнадежно. И завещала мне газету. А я, грешным делом, до того, как в корреспонденты пошел, работал радистом на рыболовных судах, бороздил, так сказать. И такая тоска у меня по утрам... Все снятся порты заграничные, туманы морские, волны барашками... Эх! А тут своя газета на халяву свалилась. И обозвал я её на радостях "Лабинский мореход". А чего, подумаешь! Море все любят. А писать можно не только про море. Правда же? Ты вот у Андрюхи спроси, он знает.
– Ну да, там не только про море, - как-то вяло согласился Андрей. Там ещё стихи, мемуары.
– А чьи?
– заинтересовался я.
– Да все мои!
– так же восторженно ответил Антон.
– Я сам всю газету пишу, от корки до корки. Ну, иногда, конечно, разрешаю корешкам моим что-нибудь опубликовать. А ты, часом, не моряк?
– С чего ты так решил?
– удивился я.
– Да есть в тебе что-то такое наше, морское. Ладно, мужики, побегу я, мне номер в печать сдавать. А ты напротив Петровых живешь?
– спросил он меня, обернувшись на пороге.
Я кивнул.
– Во!
– обрадовался жизнерадостный лабинский мореход.
– Я к тебе вечерком забегу, может, что интересного расскажешь.
И он убежал, смешно косолапя.
– Эту бы энергию да в мирных целях, - вздохнул Андрей.
– Ну, нашел что искал?
– Да нашел вроде. А знаешь, Андрюш, я тут кое-что придумал по части археологии. Хотел бы посоветоваться.
– А что можно придумать по части археологии?
– усмехнулся Андрей. "Про все уже написано"... Впрочем, излагай, - милостиво разрешил он.