Купись на мою ложь
Шрифт:
Мужчина покачивает головой из стороны в сторону.
И как эту колючку вообще расположить к себе? Через Пати? Да ни за что! Она сразу же наболтает Зои о его «влюблённости». Лютер никогда в жизни не выдаст и лишнего слова, включив пластинку: «Историю Зои расскажет исключительно Зои». Ноа Филлипс отпадает сразу – и за милю видно, что он неровно дышит к танцовщице. Остаётся действовать наугад, словно сапёр, у которого осталось буквально несколько дней, чтобы перерезать нужные провода, и его земля не пострадала бы от взрыва.
– Думай, Йен, думай, – хмыкает он себе под нос,
Внутри бара уже тихонько играла музыка, официанты протирали столы, а Ноа готовил два капучино для очаровательных дам за барной стойкой.
Йен снова скользит по профилю Зои, словно ища ответ на вопрос о её поведении. Но ничего сверхъестественного не происходит, озарения не случается. Она просто ждёт свой кофе, весело смеясь с шуток Ноа, словно несколькими минутами ранее её взгляд не был затуманен странной дымкой, а подруга рядом с ней – и вовсе не была белее январского снега в Канаде.
– Опаздываешь, Вуд! – Шутливо-грозный голос Лютера заставляет уголок губы Йена потянуться вверх.
– Не тороплюсь, Эйдан! – подмигивает другу мужчина, снимая с себя пиджак.
Приталенная светлая рубашка магнетически повторяла изгибы тела.
– Прошлая смена вообще ничему тебя не научила? – посмеивается Лютик, припоминая испорченную рубашку Йена.
– Мне их не жалко растрачивать на тебя, – ведёт бровью Йен.
– Ну, конечно, человек-родился-сразу-в-костюме-и-рубахе! – словно скороговорку выдаёт Эйдан, чем заставляет друга весело усмехнуться.
– Интересно, он вообще улыбаться умеет? – тихо спрашивает Зои у Патрисии.
– Ни разу не видела, – хмыкает в ответ Пати, укладывая тонкие пальчики на стеклянную ручку кружки и поднося её к губам.
Брифинг работников в этот раз проходит крайне быстро. Лютер со скоростью света раскидывает задачи меж сотрудниками, оповещая, что по всем вопросам обращаться сегодня исключительно к менеджеру, так как само семейство Эйданов удаляется закупаться на завтрашний день.
Не в первый раз услышав словосочетание «Зелёный день», и Зои, и Йен одновременно закатывают глаза. Если Зои эта идея не нравилась по уже понятным причинам, то Йен просто терпеть не мог места, в которых собиралась более пяти человек (мюзиклы и балет мы в расчёт, по-прежнему, не берём). А потому перспектива дня перетекающего в ночь ему ни разу не улыбалась. Тем более с пьяными танцовщицами.
– Помнишь, как что называется? – спрашивает Ноа, когда музыка становится значительно громче, а двери открываются для гостей.
– Вроде да, – пожимает плечами Йен, в очередной раз нарезая лаймы и лимоны.
Люди сегодня раздражали больше обычного по одной просто причине – их было безумно много. Будто бы весь Манхэттен решил в один момент очутиться в «Эдеме».
Подобраться к Зои не представлялось возможным, а потому приходилось внимательно слушать всё, что говорит Ноа и с абсолютной точностью выполнять.
Работа в баре казалось адом, нескончаемым кругом хаоса, от которого хотелось немедленно закрыться в своём кабинете.
– Йен! Быть не может! Мы думали, что новости про вас – это желтуха! Йен, скажите пару слов? Прокомментируете
Не выдерживающий Филлипс даже несколько раз нажимал на кнопку вызова охраны, чтобы лишних людей выпроваживали.
– Да, Вуд, ну и жизнь у тебя! – В перерыве между готовкой коктейлей бросает Ноа, проводя взглядом, шагающую на свою точку Тёрнер. – От количества внимания чокнуться можно.
– К этому привыкаешь, – повторяя движения Ноа, отвечает Вуд.
Как бы Зои не улыбалась – Йентани не мог стереть из головы образ задумчивой, даже испуганной девушки.
Оболочка внушала силу, уверенность в каждом действии, но то, что ему довелось увидеть на секунду – развидеть не получалось уже несколько часов.
– Она не кажется тебе сегодня странной? – спрашивает Йен, не отрывая взгляда от чувственного танца.
В нём сквозила ярость, обертасы 23 были наполнены саморазрушением, а каждое касание стопы по полу оставляло едкие, обугливающиеся от горечи дыры. И никакой «GRAPHIC ART» не был в силах отреставрировать пропитанный убивающим ядом пол.
– В целом, нет. Взвинченная немного – да. Но, после «Сазерака» – это типичное состояние. – Ноа тоже не сводит глаз с девушки, внимательно пропуская через сердце каждое движение. – А, что такое?
23
Обертас – вращение в народном танце. По технике исполнения обертас напоминает фуэте классического балета, но в обертасе рабочая нога при завершении тура касается пола, а в фуэте – нет.
– Да нет, просто мне видимо показалось, – ухмыляется Йен, кладя нож на разделочную доску.
– Ты положил на неё глаз? – Венки на шее Ноа вздуваются.
«Конечно, он положил на неё глаз, тупой болван! Иначе с чего бы такой интерес к ней и постоянные взгляды?»
– Может быть, – протягивает Йен, украдкой переводя взгляд на Ноа, который изо всех сил старался держать свои чувства под контролем.
«Прости парень, но в этой игре ты – заведомо проигравший.»
Зои, как фурия, проносится мимо барной стойки, когда как стол заказов снова начинает разрываться.
Девушка залетает в туалетную комнату, закрывает дверь и опирается на чёрную керамическую раковину. Невидимая верёвка на шее затягивается с такой силой, что дышать становится невозможным.
Она судорожно хватает ртом воздух, стараясь изо всех сил остаться на плаву, но тело продолжает тонуть. Кажется, ему даже нравится чувствовать на себе бешенное давление плотности воды. Ему даже легче – когда оно чувствует безумную боль. Иначе, как отвлечься от боли ментальной? Которая в разы страшнее?