Курьер. Дилогия
Шрифт:
Я поднял голову, последним усилием приказывая телу подчиниться, и оно нехотя уступило, повинуясь скорее из привычки, я увидел, как скользят по полу ноги Ольги сантиметр за сантиметром, как всё более сдвигается в сторону её лица дуло пистолета, и как всё более жутким огнём разгораются глаза Старика. Вот он положил палец на спусковой крючок. Ещё несколько сантиметров и...
– Нет!
– заревел я медведем на родном русском, чуть ли не в третий раз в жизни, повинуясь яростному импульсу, пронзившему меня с головы до пят, тело само швырнуло меня вперёд.
В одном яростном порыве я пробёжал эти
Дикий визг Старика потряс весь кабинет и оглушил меня, действуя скорее по наитию, чем трезво соображая, я обхватил его за пояс, дотягиваясь до руки, державшей пистолет, и, воспользовавшись секундной слабостью раненого Старика, рванул её на себя. Дуло пистолета упёрлось Капитошкину в подбородок, и мы с Ольгой одновременно нажали на спуск.
Грохот выстрела оглушил меня и дезориентировал, шатаясь будто пьяный, я постоял секунду, потом тяжело опустился на пол и уткнулся носом в скрещённые на подтянутых коленях ладони. Вспышка ярости, спасшая Ольгу, отняла все мои силы, я больше не мог бороться, не мог руководить инстинктами, боль ушла, вернее, перестала буравить меня раскалённым сверлом - вместе с ручейком крови, сочащимся из пробитого плеча, притуплялись чувства и понемногу уходила жизнь. Мне уже было безразлично, чем всё закончилось. Когда-то мой инструктор ещё при первом осмотре, ещё когда о тренировках не было и речи, когда ещё не были произведены необходимые генетические мутации и хирургические вмешательства, заявил: "Это тело являет собой пока никчёмный кусок сырого железа, пополам с гнилью и ржой. Но я сделаю из него прекрасный клинок. Лучший в мире. Вот только тебе, парень, это вряд ли понравится...". Ну что ж, клинок выполнил свою работу: поразил в сердце худшего из демонов ада. И что теперь? Неужто конец?
Размышляя об этом и слабо воспринимая происходящее и окружающую обстановку, я вдруг потихоньку завалился на бок, закрывая глаза и чувствуя, как дыхание становится всё слабее и слабее. Сейчас не было уже даже никакого желания приказывать организму исцелиться, закрыть сосудики, нарастить тромбы, стянуть края порванных мышц, зарастить кости, укрепить их, создать миллиарды свежих стволовых клеток и направить их на тотальное восстановление повреждений. Не было ни сил, ни желания...
Поэтому я совсем не удивился, когда почувствовал, что меня осторожно переворачивают на живот, - по сути, мне уже было всё равно.
– Не вздумай умирать, дурак! Не смей!!!
Кому это там не терпится за моей жизнью вернуться? Кому она нужна больше, чем Ей, которая меня уже зовёт и манит - своим нежным длинным пальцем. Говорите, Смерть - костлявое чучело с косой? Не знаю, не знаю... Я её вижу в образе миловидной женщины, молодой и прекрасной, с терновым венцом в руке и стилетом у прикрытого лёгкой прозрачной тканью соблазнительного бедра. Так кому это там приспичило позвать меня?
– Андрей!
– кто-то чувствительно потряс меня, держа за загривок.
– Андрей, очнись! Приди в себя! Без твоей помощи я не смогу закрыть раны! Ну давай же!
"Совсем старуха взбесилась... Не даёт
Смерть согласно кивает, уходит в небытие, а я с неохотой выныриваю из бездны забвения к назойливым тормошениям и толчкам.
– Ну наконец-то!
– раздаётся взволнованный женский голос... Ольга?! Опять?! Великий Космос, да что ж вокруг меня всё время бабы ошиваются?
– М-м-м...
– я мычу, пытаясь сказать хоть слово.
– Лежи спокойно, - командует она, кладя свои тонкие нежные и в тоже время удивительно сильные пальчики мне на виски.
– А теперь расслабься и пусти меня в своё сознание. Только не вздумай уходить опять! Второй раз буду вытаскивать, не церемонясь! Понял?!
Да понял я, тётенька, понял... Вы только не орите почём зря. Расшумелась тут. Даже умереть спокойно не дают - что за народ пошёл...
– Хорошо... Хорошо...
– бормотала она, удерживая свои пальцы на моих висках, и я чувствовал, как постепенно тело начинает откликаться на её команды, запросы, сообщения... Вот заработала селезёнка, сердце вздохнуло и начало наращивать угасший было темп, по позвоночнику пробежала волна щекотки, возле лопатки потяжелело, потеплело, затем стало нестерпимо горячо, и я попытался было почесать то место, но Ольга, не церемонясь особо, так сдавила мне коленями рёбра, что я аж засипел.
– Расслабься, - посоветовала она.
– Прости за неприятные ощущения, но яд надо убрать. Если верить твоей иммунной системе, на пере той ручки была сильнейшая смесь различных ядов и каждый просто невероятной силы, да и всякой гадости помимо этой жидкой смерти там было полно... Но как тебя только угораздило одному пойти?! Я же просила тебя внятно!
– Не шевелись!
– крикнула она мне прямо в ухо, и я чуть не оглох, когда увидела, что я попытался по привычке пожать плечами.
– Кость только-только начала зарастать. Не смей даже на миллиметр её тревожить!
– Говорить можешь?
– поинтересовалась она, видя, что я вроде бы уже почти полностью пришёл в себя.
– Да, - прошепелявил я разбитыми губами.
– Вот и хорошо, - кивнула она.
– Будешь лежать спокойно?
– Постараюсь, - отозвался я, понимая, что без движения долго не пролежишь - мышцы затекают, кровь застаивается, когда сосуды разорваны, это означает лишние ненужные перепады давления и прочие нежелательные нюансы.
– Успокойся, - ответила она на мою невысказанную мысль.
– Обойдёмся без нюансов. Я пока осмотрюсь, а ты лежи и не двигайся. Хорошо?
– Угу, - промычал я.
– Тебе кстати надо было становиться писателем, - заметила она, отходя в сторону.
– Такой сумбур и хаос в мыслях позволительны только им - это обуславливает творческий успех.
– Угу, - снова мыкнул я, вспоминая свои весьма весёлые претенденты на роль экспонатов в кунсткамеру какого-нибудь литературного жанра. Не моё это. Не моё... Мне бы саблей махать где-нибудь в гуще врагов, а не ручкой скрипеть...
– Так, - бодро начала Ольга, перешагивая через труп Капитошкина и подходя к его столу, - здесь мы ничего в духе обличительной записки негодяя, разумеется, не найдём. Но попытаться хотя бы стоит. Его имя - я имею в виду настоящее имя могло быть дать мне очень многое...