Курортное убийство
Шрифт:
Дюпену пришлось долго ждать, прежде чем мадам Пеннек открыла дверь. Выглядела Катрин Пеннек ужасно – лицо осунулось, глаза без всякого выражения смотрели в одну точку, от безупречной прически не осталось и следа – волосы были растрепаны и спутаны.
– Простите, что мне приходится вторгаться к вам в такой момент, мадам Пеннек. Но если это возможно, мне надо поговорить с вами. Как же все это ужасно, и я сознаю, что своим приходом причиняю вам еще большие страдания.
Катрин Пеннек смотрела на Дюпена без всякого выражения.
– Входите.
Дюпен
– Я приняла успокаивающие лекарства и не знаю, буду ли в состоянии вести связный разговор.
– Во-первых, мадам Пеннек, я хочу выразить мои глубочайшие соболезнования.
Второй раз за последние сорок восемь часов он выражает соболезнования одному и тому же человеку. В этом было что-то призрачное и сверхъестественное.
– Благодарю вас.
– Это большая трагедия в любом случае.
Мадам Пеннек недоуменно посмотрела на Дюпена.
– Мы пока не знаем, был ли это несчастный случай или вашего мужа кто-то столкнул с высоты. Или… или ваш муж…
– Спрыгнул со скалы сам?
– Возможно, мы никогда не узнаем, что с ним произошло в действительности. Пока у нас нет свидетельских показаний. Нет и надежных следов. Вы же сами видели, какая погода была ночью. Так что пока мы можем лишь рассуждать.
– Я хочу знать, было ли это убийство, и если да, то пообещайте мне найти убийцу. Вам не кажется, что это тот же человек, который убил и моего свекра?
– Этого я пока не знаю, мадам Пеннек. В настоящий момент мы не можем сказать ничего определенного, и я не хочу вас обнадеживать.
– Надеюсь все же, что вы его найдете.
– Я не буду мучить вас долгими расспросами, но я должен обсудить с вами несколько деталей. Пожалуйста, расскажите мне о вчерашнем вечере. Когда…
– Муж вышел из дома около половины десятого и отправился на прогулку. Он часто прогуливается по вечерам, ходит к морю, на пристань, к пляжу «Таити», где стоит его лодка, иногда просто гуляет по нашему городку. Он любит гулять и делает это уже не один десяток лет. Он… – голос мадам Пеннек предательски дрогнул, – он любил гулять между Роспико и пляжем «Таити». Летом, в сезон, он обычно гулял там поздним вечером. Естественно, с позавчерашнего дня он очень плохо себя чувствовал и всю позапрошлую ночь не находил себе места, как, впрочем, и я.
– Вчера он ушел из дома один?
– Он всегда ходил на прогулки один. Я с ним никогда не ходила. Вчера он уехал на своей машине.
Голос мадам Пеннек зазвучал еще глуше.
– Он очень долго искал ключи, а потом сказал: «Я скоро вернусь».
– Сколько времени он обычно гулял?
– Обычно около двух часов. Вчера мы выходили из дома одновременно, поэтому я точно помню, когда он ушел из дома. Я поехала в аптеку в Тревиньон за снотворными таблетками, которые наш врач выписал нам обоим, чтобы мы не мучились от бессонницы. Раньше мы никогда
– Вы абсолютно правы. Не стоит подвергать себя напрасным мучениям.
– Вернувшись, я сразу легла спать. Мужу я положила таблетки на стол рядом с его кроватью. Они так и остались там.
– У вас разные спальни?
Катрин Пеннек окинула Дюпена возмущенным взглядом.
– Разумеется, иначе я бы уже утром заметила, что муж не вернулся домой.
– Да, я понимаю, мадам Пеннек.
– Вчера вечером не происходило ничего необычного. Все было как всегда – прогулка, ее маршрут, длительность. Все как всегда, если не считать того, что случилось.
Последнюю фразу мадам Пеннек произнесла умоляющим тоном, почти как заклинание.
– Я все понимаю, понимаю, как это ужасно. Я не буду больше докучать вам, но осталась одна очень важная вещь, о которой я все же хочу вас спросить. От этого зависит все расследование, и об этом мы еще не говорили.
Мадам Пеннек посмотрела комиссару в глаза. Дюпену показалось, что в ее лице промелькнула неуверенность, но, возможно, это было лишь поверхностное впечатление.
– Вы имеете в виду картину. Вы все знаете. Ну конечно, все дело в этой проклятой картине, все крутится вокруг нее, не так ли?
Голос Катрин Пеннек окреп.
– Да, думаю, что да.
– Сто тридцать лет она мирно провисела на стене. И что теперь?
Она осеклась и перевела дыхание.
– Никто никогда не говорил об этой картине и не смел говорить. Это было табу в семье Пеннеков. На этой тайне держалось все, вся семья. Даже после смерти Пьера-Луи Пеннека, вы понимаете? Это судьба. Такие большие деньги – это судьба, это злой рок. Вероятно, он был прав, сделав эту картину великой тайной. Только после того, как Пьер-Луи Пеннек решил подарить картину музею Орсэ, начались все несчастья. Наверняка вы об этом знаете, не правда ли?
Это был переломный момент, который неизбежно наступал в любом деле из всех, какие до сих пор приходилось расследовать Дюпену. В такие моменты из-под гладких показаний участников дела начинали проступать контуры истинных, зачастую неприглядных историй, которые все – и не только злоумышленники – старались до последнего момента скрыть.
– Да, мы знаем об этом намерении вашего свекра.
– Муж обсуждал с ним этот вопрос несколько дней назад.
– Пьер-Луи Пеннек рассказал об этом вашему мужу?
– Конечно. Ведь это семейное дело.
– И как ваш муж на это отреагировал? Как отреагировали вы?
Ответ был до предела ясным:
– Это было его дело, а не наше.
– Теперь картина принадлежит вам, мадам Пеннек. Она является имуществом отеля, которое вы унаследовали вместе с мужем, и теперь все это исключительно ваша собственность.
Катрин Пеннек молчала.
– Вы собираетесь дарить картину музею Орсэ? В конце концов, это была последняя воля Пьера-Луи Пеннека, хотя он и не успел оформить ее нотариально.