Курортное убийство
Шрифт:
Вопрос был задан совершенно непринужденным тоном, однако Мари Морган Кассель стремительно повернула голову в сторону комиссара. Шарль Соре посмотрел Дюпену в глаза и ответил точно таким же непринужденным тоном:
– Вы же знаете эту картину. Ну разумеется, знаете. Так вот, это поразительно. Это просто невероятное событие. Это просто сенсация – второе «Видение».
Теперь мадам Кассель в упор смотрела на Соре. Было видно, что она ошеломлена.
– Существует еще одна версия «Видения после проповеди»?
– Да.
– Вторая картина?
Было видно, что руки мадам Кассель покрылись гусиной кожей.
– Я видел эту картину. На мой взгляд, это еще больший шедевр, чем известная его версия. Она смелее, откровеннее, мужественнее, радикальнее. Оранжевый цвет – это же настоящая глыба. Нет, это просто невероятно. Все, что Гоген хотел выразить, все, что он мог выразить, он выразил здесь. Мы видим борьбу более отчетливо, мы видим реальное событие – такое же реальное, как монашки на переднем плане.
Дюпен не сразу понял, о чем говорил Соре.
– Вы говорите… Вы говорите, что видели эту картину своими глазами?
– Да, я ее видел. Я был в Понт-Авене. В среду. Мы с Пьером-Луи Пеннеком встречались в среду днем в отеле.
– И вы действительно лично, своими глазами видели картину?
– Я простоял перед ней полчаса. Она висит в ресторане, прямо у двери. Это было потрясающее зрелище – подлинный Гоген, неизвестная картина…
– И вы уверены, что это подлинник? Что это на самом деле Гоген?
– Я абсолютно в этом уверен. Конечно, надо провести научный анализ, проверить подлинность, но, на мой взгляд, это чистая формальность. У меня нет никаких сомнений в том, что картина подлинная.
– То есть картина, которую вы видели, ни в коем случае не является копией?
– Копией? Почему вы спрашиваете, как вы пришли к этой мысли?
– Я хочу спросить, не является ли картина работой какого-нибудь художника, написавшего ее в стиле Гогена? Ну, как делают все копиисты.
– Нет, ни в коем случае.
– Почему вы в этом так уверены?
– Господин Соре – корифей. Во всем мире нет более компетентного в этом вопросе специалиста, господин комиссар.
Соре был явно польщен этой похвалой.
– Благодарю вас, мадам.
Дюпен решил не рассказывать о копии, обнаруженной в ресторане, и мадам Кассель, очевидно, это поняла.
– Почему Пьер-Луи Пеннек позвонил вам и попросил приехать? Чего он хотел? Вы не расскажете мне, как протекал ваш первый разговор?
Соре откинулся на спинку дивана.
– Естественно, расскажу. В первый раз Пьер-Луи Пеннек позвонил мне утром во вторник, приблизительно в половине девятого, и спросил, сможет ли он доверительно поговорить со мной, так как речь идет об очень важном деле. Ему было необходимо абсолютное доверие. У меня в это время были срочные переговоры, и я попросил Пеннека перезвонить мне ближе к полудню, что он и сделал.
– То есть он сам перезвонил вам?
– Да, он позвонил, как мы и договаривались, около полудня и сразу перешел
Дюпен вздрогнул.
– Он хотел передать картину в дар музею?
– Да, таково было его желание.
– Но эта картина имеет невероятную цену. Речь идет о тридцати или даже сорока миллионах евро.
– Да, вы правы.
Соре сохранял полнейшую невозмутимость.
– И как вы отреагировали?
– В первый момент я не знал, как мне вообще отнестись к рассказанной им истории. Конечно, все это звучало фантастически, но я бы сказал, слишком фантастически для того, чтобы быть выдумкой. Да и какой был смысл выдумывать эту историю? Я подумал, что в худшем случае это обычная мания величия. Господин Пеннек настаивал на скорейшей встрече.
– Он не объяснил вам причину такой спешки?
– Нет, он вообще вел себя очень официально и сдержанно, и это было приятно. Я посчитал неуместным задавать ему личные вопросы. Знаете, нам, искусствоведам, приходится зачастую сталкиваться с весьма своеобразными характерами. Кроме того, дар музею – это не такое уж из ряда вон выходящее событие.
– Да, но необычна цена этого дара. Думаю, музей не каждый день получает такие подарки.
– Думаю, господин Оноре просто потерял дар речи, – произнесла мадам Кассель.
Шарль Соре с явным неодобрением посмотрел в ее сторону, потом снова обернулся к Дюпену и добавил:
– Оноре – это директор музея. Один из столпов современного искусствоведения. Я пока не говорил господину Оноре об этой истории. Пока не время. Мне не хотелось раньше времени гнать лошадей, надо было сначала взглянуть на картину и убедиться, что это действительно подлинный Гоген. Только после этого можно было всерьез обсуждать вопрос о дарении, условиях, времени и тому подобных вещах.
– И вы сразу же договорились встретиться – на следующий день?
– Собственно, мы с женой и без того собирались приехать сюда через выходные и задержаться на пару дней. Конечно, Понт-Авен расположен не совсем по пути, но и не очень далеко. Для нас это было даже удобно.
– И вы встретились непосредственно в отеле?
– Да, моя жена час гуляла по Понт-Авену, а я отправился в отель, где Пьер-Луи Пеннек уже ждал меня у стола регистрации. Он просил меня приехать между тремя и пятью часами. Мы с ним уединились в ресторане. Пеннек тоже проявил пунктуальность. Он уже назначил встречу с нотариусом для того, чтобы официально зафиксировать дарение картины в завещании. Передать картину он хотел уже на следующей неделе, причем сделать это он собирался в Понт-Авене. Ехать в Париж он не хотел. Он даже составил текст, который должен был висеть рядом с картиной. Это был рассказ об истории картины и отеля, рассказ о его отце и, естественно, великой Мари-Жанне Пеннек.