Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
— Ай-ай-ай! Не надо! Гриша хороший! — тот дёрнулся, вцепился в моё плечо и спрятался за спину. — Не бей!
Я выставил руку, остановив Орлова.
— Тихо, Гордеич. Мы так только сильнее его напугаем, и он вообще ничего не скажет. Будет себе мычать и плакать. Тут по-другому надо.
Порывшись в кармане, я достал помятую конфету в шуршащем фантике.
— Гриша, смотри… карамель. Любишь такие? Хочешь?
Гриша стоял, крепко зажмурившись и втянув голову в плечи. Услышав про конфету, он с опаской
— А… есть ещё?
— Будет. Поедем с нами — дам целую горсть. А пока держи эту.
Он кивнул, ловко развернул фантик, сунул конфету в рот.
— Гриша поедет. Гриша с хорошими дядями…
— Вот и ладно. Пошли, — я подтолкнул его под локоть.
Мы уже почти вышли на широкую тропу, когда Орлов, шедший чуть впереди, вдруг резко сбился с шага и замер. Потом выругался:
— Чёрт… твою мать…
Я посветил туда, куда он смотрел. Под кустом, прямо у тропинки, лежало тело. На животе. Руки в стороны. Лицо в траве.
Я сразу понял — это Мельников.
Я сделал пару шагов вперёд, осветил тело фонарём и потянул мёртвого за плечо, переворачивая его на спину. Зашелестела ткань, мокрая от крови. Свет фонарика полоснул по лицу мертвеца — и я отшатнулся.
— Бляха… — вырвалось у Орлова. Он стоял за моей спиной и теперь резко отпрянул. — Твою ж мать! Кто такое мог сотворить?!
Валентин Ефимович лежал, раскинув руки. Лицо застывшее, серое. На шее — тёмный, неровный след, будто его пытались душить. Но самое страшное было дальше.
Я провёл лучом по груди — рубашка разорвана, вся пропитана кровью. Под тканью зияла дыра. Безжалостная, огромная, но аккуратная.
— Сердце вырезано, — тихо сказал я, не отводя взгляда. — Смотри, разрез ровный. Острый нож… как скальпель. Это точно не звери.
— Ритуал какой-то? — Орлов отошёл на шаг, глядя с отвращением и страхом.
— Похоже, — подтвердил я. — Или… хотят, чтобы мы так подумали.
Я присел, посветил чуть дальше. Увидел, как примята трава — от тела будто шла полоса, как след. Травины сдвинуты и примяты в одну сторону.
— Его сюда притащили, — сказал я. — И тащили, похоже, к воде.
— Зачем? — Орлов почесал затылок, — Может, от тела избавиться хотели?
— Возможно, — я резко повернулся к Грише. Тот стоял неподвижно, засунув указательный палец в нос, взгляд пустой.
Будто уже забыл и про конфеты, и про диктофон, да и сейчас ничего особенного перед собой не видел.
— Григорий, — сказал я, подходя ближе. — Ты ничего не хочешь нам рассказать?
Я похлопал его по плечу — получилось сильнее, чем следовало. Он вздрогнул, затряс головой, прижал подбородок к груди.
— Н-не знаю… не видел… не делал… — пробормотал он. — Гриша… просто… нашёл в лесу…
— Всё-то ты находишь. И диктофон,
Я аккуратно, чтобы не напугать Гришу, проверил на его запястьях наручники, туго ли, надежно ли. На всякий случай, ведь новый побег нам точно не нужен. Слишком много совпадений. Может, не такой уж он и дурачок?
Лазовский даже не дернулся, только прошептал чуть слышно, как будто боялся, что кто-то может подслушать:
— Нельзя… Оно плохое. Плохое… Оно смотрит…
— Кто смотрит? — напрягся Орлов и попытался проследить за взглядом Гришки.
Но Гриша уже перестал отвечать. Уперся взглядом в чащу, туда, где едва угадывались силуэты деревьев, и застыл. Ни испуга, ни боли в его глазах. Только что-то среднее между безразличием и… вниманием. Он будто ждал.
И это «ждал» мне совсем не понравилось. Я вытащил пистолет и, не поднимая высоко, навёл в ту самую сторону, куда с какой-то неестественной настойчивостью уставился Гриша. Его взгляд был таким сосредоточенным, что у меня внутри засвербило нехорошее предчувствие.
— Что ты там увидел, а? — тихо, но жёстко проговорил Орлов, всматриваясь в ту же чащу. — Там никого нет.
Гриша тут же опустил глаза, будто его поймали на чём-то, и уставился себе под ноги. Его губы беззвучно шевелились… Что он там говорил, и себе это было или мне, я не понял.
— Андрей Григорьевич, — сказал Орлов чуть ли не шёпотом. — Мне не по себе. Он слишком хорошо всё чувствует. Не просто так он туда глядел. Такое ощущение, что ждал чего-то. Или кого-то.
— Подмога? — я держал ствол направленным в чащу, но глазами косил на Гришу, наблюдая за его реакцией.
— Не исключено. А может, он и сам не до конца дурачок. И знает больше, чем показывает.
В лесу снова повисла гнетущая тишина. Всё было обычным — ночной воздух, комары, едва слышный треск в ельнике. Но это «обычное» уже не казалось безопасным, и не было ощущения, что мы здесь одни.
— Кто бы это ни был… — тихо проговорил я, — человек с руками хирурга — это не просто псих. Это что-то другое. Оставайся с ним. Я пройду немного, гляну, может, за деревьями кто-то есть.
Орлов замялся, потом шагнул ближе:
— Слушай, Андрюх… не стоит. Правда. Идти одному в этот лес сейчас — не лучшая затея. Темень густая, как гудрон, да еще и туман от озера поднимается. А у нас с собой ни подстраховки, ни плана. Давай лучше поедем в отдел, поднимем на уши весь личный состав, организуем группу. Через час здесь всё тут прошерстим с подмогой. Так будет разумнее.
Я перевёл взгляд на дрожащий луч своего фонаря. Он уже бил тускло, пятном. Батарейки садились, надолго солевых не хватало, а алкалиновые еще не придумали. Луна опять спряталась. Через десять минут здесь будет кромешная тьма.