Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
Я спрыгнул с последних ступеней и, пока он не успел ударить, нанёс прямой удар ногой в грудь. Он отлетел к стене — рухнул, выронив оружие. В глазах — испуг, не столько от боли, сколько от того, что его поймали. Но в тот же миг он зарычал, словно самый настоящий хищник, и бросился на меня, попытавшись вцепиться зубами мне в плечо или в шею.
Пистолет я не доставал. Небольшой шажок в сторону, чтобы уйти с линии его броска. Удар в ухо. Врезал сбоку, будто проводив инерцию Гриши кулаком. Он вписался в земляной пол, зарюхался и заскулил. Понял, что бесполезно рыпаться.
Орлов уже стоял за моей спиной.
Следственно-оперативная группа прибыла через полчаса. Фары «уазика» выхватили из темноты полянку, свет лег на траву тусклыми, рассеянными пятнами. Накрапывал дождь. Сотрудники в плащах под моим руководством спустились вниз, осмотрели землянку, сфотографировали помещение и аккуратно подняли наверх ящик с предметами. Молодой следователь, деловитый и сосредоточенный, писал протокол осмотра. Я проследил, чтобы находку упаковали по всем правилам. Всё было аккуратно, все наши действия соответствовали букве закона, и теперь всё запротоколировано от и до.
А это было чрезвычайно важно.
Потому что в ящике хранилось не что иное, как вещи пропавших. Я выучил их фамилии наизусть и сразу узнал часы, на задней крышке которых было выбито: Сергею Котову. На память. От коллег.
От каждой жертвы убийца брал какую-то вещь и клал в ящичек. Как трофей, каким стал и диктофон.
Когда я вернулся в отдел, в кабинет без стука ворвался Лазовский-старший. В мокром от дождя костюме, с перекошенным от злости лицом, он сразу перешёл на крик:
— Что вы себе позволяете?! Моего сына всё ещё держат, как преступника! Отпустите его, немедленно! Он же не в себе, вы прекрасно знаете! Что вам ещё надо?!
Я отложил бумажки, поднял глаза.
— Леонтий Прохорович, ваш сын задержан. Проходит пока, как подозреваемый в особо тяжких преступлениях.
— Он… он же умственно отсталый. Это же…
Лазовский, влетевший сюда на полном ходу, теперь будто совсем замер, даже слова закончились у него.
— Дальнейший его статус будет определяться в ходе судебно-психиатрической экспертизы, исходя из этого мы примем процессуальное решение в ходе расследования.
— Да что вы несёте! — он снова отмер и взмахнул рукой. — Он же не преступник! Нашёл он эти вещи. Всё ходит и ходит по лесу, вот и подобрал! Он всегда что-нибудь тащит, без разбора. Это же Гришка!
— Подумайте, как ловко он набрёл именно на вещи людей, которых искали годами, — сказал я спокойно. — Ни охотники, ни грибники, ни участковые ничего подобного не находили. А он вот нашёл.
— Где тела?! — закричал Лазовский, одной рукой схватившись за мокрую полу пиджака, будто пряча эти пятна от дождя. — Если нет трупов — нет состава! Вам ли не знать!
— Вы ссылаетесь на уголовный кодекс? Или ваши познания ограничиваются телепередачами и газетами?
Он нервно развёл руками, плечи его дёрнулись, и он пошёл к двери. Я встал, произнёс в спину:
— Постойте.
— Ну что еще?
— Я вас не отпускал.
— Я тоже арестован? Это беспредел!
— Пока нет. Но вам придётся задержаться. Мы готовим санкцию на обыск вашего дома.
Он остановился, обернулся
— Вы, похоже, забыли, кто мы такие в этом городе. Никто не подпишет вам эту бумагу. Никто.
Я не стал спорить. Просто подошел к Лазовскому и сказал:
— Пока мы не получим санкцию, вам нельзя покидать милицию.
— Боитесь, что я уничтожу следы? Улики? Ха! Но как вы меня остановите?
— Вы только что оскорбили грубой и, так сказать, нецензурной бранью сотрудника милиции, а это уже, на минуточку, мелкое хулиганство.
— Я?.. Когда, кого? Что вы несете?!
— Суд уже не работает, — я демонстративно посмотрел на наручные часы, будто бы сверял время, — но ничего, завтра свозим вас к судье, а пока придется посидеть в камере. Вот так.
— Что?! Да вы знаете, кто за мной стоит? Да вы…
Я не стал дослушивать, сгреб Лазовского за шкирку и стянул вниз, на первый этаж.
— Этого в камеру, — приказал я дежурному. — За мелкое оформи.
— А… протокол? — растерянно пробормотал дежурный.
— Придумай что-нибудь, — распорядился я. — Не первый год замужем-то.
Лазовский всё ещё шумел, возмущался, топал ногами, выкрикивал что-то на грани истерики, но я уже твёрдо знал — если его сейчас не закрыть в камеру, он успеет подчистить всё, до чего ещё можно дотянуться. Конечно, если ему действительно есть, что скрывать. А вот санкции на обыск всё не было. Местный прокурор почему-то совсем не торопился с её оформлением. О причинах такой медлительности я, в общем-то, догадывался. В этом городе всё шевелится медленно, лениво, как старый сом на дне — только пока его не ткнёшь острым багром. Но пока моя задача — не разгонять местную элиту, а закрепиться по главному делу: собрать улики по исчезнувшим. А с верхушкой, если понадобится, я позже поработаю. Спокойно и по закону.
В коридоре послышались шаги, и вскоре из своего кабинета спустился Бобырев. Похоже, услышал крики Лазовского.
— Витя! — сразу завёлся Лазовский, словно только его и ждал. — Ты посмотри, что творят! В камеру меня хотят, как хулигана. За что? За то, что, мол, матюгнулся. Ты своих-то поумерь, а?
Бобырев нахмурился, расправил плечи, сразу выставил вперёд свои подполковничьи погоны и тяжело спросил:
— В чём дело?
Я повернулся к нему, тут же кивнул Орлову, и тот без слов взял Бобырева под локоть и вежливо, но настойчиво увёл в сторону, подальше… А с Лазовским я церемониться не стал. Запер в камеру. Пусть посидит, остынет. Не люблю, когда на меня голос повышают. К тому же, чуйка не просто подсказывала — она буквально уже орала, что в доме Лазовских не всё чисто. Вот бы поскорее получить санкцию. Руки так и чешутся всё проверить самому.
Утром я пришел на работу пораньше и сразу взял под контроль дежурную часть, КПЗ и Бобырева из виду не упускал. Излишние предосторожности? Да кто знает, на что пойдут местные, чтобы освободить Лазовского.
Санкции так и не было, но у меня имелся козырь в рукаве, и я ждал момента, чтобы его применить. И вот дождался… когда знакомый гул двигателя привлёк внимание. Во двор ГОВД медленно въехала чёрная «Волга». Я поднял голову от бумаг, подошёл к окну и, едва различив фигуры в подъехавшей машине, ощутил, как всё внутри будто натянулось, затрепетало.