Курсант: Назад в СССР 7
Шрифт:
— Понял, — кивнул оперативник. — Только больниц у нас раз-два и обчелся. Городской стационар, инфекция особняком стоит. Роддом. Ну морг еще есть.
— Точно, — кивнул я. — Патологоанатомов тоже тряхнуть надо. У врачей так бывает, сегодня он хирург, а завтра терапевт или патологоанатом, — я не стал говорить, что даже лично знаю специалиста с такой карьерой. — А в роддом я сам наведаюсь. Кто там рожениц режет? Акушер-гинеколог? Как врач правильно называется?
— Я в таких делах не силен, — пожал плечами Вахрамеев, — я только зубного знаю и терапевта.
Здание Зеленоярского роддома оказалось на окраине, в небольшом леске, подступающем вплотную к городу. Будто рожениц хотели специально спрятать подальше от городской суеты и шума.
Несмотря на июньскую жару, здесь царила прохлада. Вековые сосны мирно покачивались, отбрасывая пахнущую хвоей и разнотравьем тень на здание из замшелого кирпича.
Странно… Город молодой, а этому «замку» будто сто лет в обед. Сразу видно, что сначала появился роддом, а спустя много лет — город.
Я вошел в тихий крашеный коридор, пахнуло больницей. Меня никто не остановил. Только об этом подумал, как в проеме нарисовался сутулый силуэт в белой мешковине халата. На голове несуразный колпак. Вместо лица — блеск круглых очков.
— Вы к кому? — это оказался парень, хотя издалека сошел бы за угловатую даму.
— Милиция, — я вытащил удостоверение. — Как мне найти заведующего?
— Так нет никого, — развел парень костлявыми руками.
Я глянул на часы:
— Как — нет? Рабочий день в разгаре.
— У нас сегодня день короткий получился. Завотделения на пенсию провожаем. Праздновать все уехали. Остались дежурный врач, акушер и я. Геннадий меня зовут. Берг фамилия.
— Петров, — я нехотя пожал в ответ протянутую руку. — Андрей Григорьевич.
Собеседник мой оказался юн. Поэтому я не сразу разглядел лицо. Зацепиться взглядом буквально не за что. Ни морщинки, ни следов невзгод и прожитых лет. Только острый нос, невнятный подбородок и пытливые глаза за круглыми стеклами очков.
— А тебя почему на гулянку не взяли?
— Я здесь на практике, — вздохнул парень. — Сказали, молодой еще, чтобы взрослые разговоры слушать.
— Ну ничего, выучишься и станешь еще завотделения. Кстати, а ваш что на пенсию-то собрался? — поинтересовался я. — По старости списали?
— Борис Петрович у нас еще ого-го, — охотно стал рассказывать акушер-практикант. — Молодой еще, по врачебным меркам. Мы сами удивились его решению. Сказал, что устал малость. Хочет переехать в деревню.
— Деревня — это хорошо, — закивал я. — Молоко парное, запах скошенной травы, девки веселые, человек с гармошкой, — про навоз, подъем каждый божий день ни свет ни заря и прочих комаров я промолчал, дабы не портить мечтательный настрой собеседника.
Решил я наладить основательный контакт с местным белохалатником. Для агента — подходящая кандидатура. Легко идет на контакт, общительный. Сразу видно, скучно ему тут. Известно, что скучающий болтун —
— Вот только все равно как-то неожиданно Борис Петрович задумал на пенсию сбежать, — продолжал удивляться практикант. — Он специалист высокой квалификации. Я хотел лично у него учиться, радовался, что так удачно направили. А теперь… Придется у Тамары. Она тоже вроде неплохой врач, но злющая, как кобра. Своих детей нет, а в роддоме работает. Может, поэтому и злится? Как вы считаете, Андрей Григорьевич?
— Всякое бывает, — кивнул я.
Откуда мне было знать, что не устраивало здешнюю мегеру?
— А вы что, собственно, хотели? — спросил Берг. — Я вот, честно говоря, всегда хотел работать в милиции. Но по здоровью в армию не взяли. Пошел на врача.
— Странный выбор специализации для мужчины, — улыбнулся я.
— Ничего странного не вижу, — надулся студент. — Если вы не знали, то мужчины-акушеры более внимательны. В силу своей физиологии они относятся к рождению не как женщины-врачи. Более трепетно. Как к некоему таинству.
— Слушай, Гена, давай на «ты»… Вот ты про милицию заикнулся, а ведь у нас есть внештатные сотрудники. Не хочешь пойти? Там здоровье не важно.
В коридоре было тихо, и наши с ним голоса даже не слишком-то громко отдавались эхом от стен. Ощущение было такое, что роддом пустой. Наверное в этом крыле палат не было.
— С повязкой красной на руке хулиганов ловить? — тот испуганно замотал головой. — Нет, Андрей Григорьевич, то есть, Андрей… Добрый я слишком для таких дел. И забулдыгу скрутить не смогу. У меня даже в школе освобождение от физкультуры было. Астма и рахит. И страсть, как боюсь я этих хулиганов. Со школы еще.
— Ты не понял… Вот, есть внештатники, которые по улицам ходят, в рейдах участвуют, в патрулях, а есть, так сказать, негласные. Никто не знает, что они милиции помогают. Понимаешь?
— Ух ты! — очки практиканта заблестели, он даже приосанился. — Это получается, как Рихард Зорге. Шпион?
— Ну, не шпион, а, скажем так — осведомитель. У нас тут в городе странные дела творятся. Мне нужно проверить ваш роддом.
— Как — проверить? — тот непонимающе на меня уставился. — Это вы про то, что роженица на той неделе умерла? Так у нее сердечная недостаточность. Острая. Ее предупреждали, что заводить ребенка опасно. Но она не слушала. Не сама рожала, кесарево делали, но все равно сердце не выдержало. В таких случаях это не вина врача, понимаете, мы тоже не всё можем.
— А кто операцию проводил? — оживился я.
— Так наш завотделения лично. Борис Петрович. С сегодняшнего дня пенсионер уже. А что мне надо делать? Как вам помогать?
— Сообщать мне обо всех странностях, что тут у вас творятся. Вот как, например, сейчас со смертью роженицы. Вот расскажи мне еще про Тамару. Как там ее по батьке?
— Тамару Павловну? — закивал студент. — Я же говорю. Злая она. На место Бориса Петровича метит. К пациенткам относится, как зверушкам каким-то. Свысока смотрит на всех. Никто ее здесь не жалует.