Курсант. На Берлин 2

Барчук Павел

Марта эта тоже… Что хотел предложить ее муж отцу? Кем вообще был Генрих?

В любом случае, после получаса знакомства в лоб такое не спросишь. К тому же, имеется проблемка. Я понятия не имею, как часто семейство Марты пересекалось с моим. Я просто этого не помню и не знаю.

Можно, конечно, поинтересоваться откровенно. Мол, а чем вы с супругом занимались? Но вдруг они действительно тесно общались с отцом? Тогда по всем законам логики я должен это знать. Соответственно, мои вопросы подобного толка могут вызвать крайне опасный интерес

со стороны немки. Например, чего это я одну мимолётную встречу запомнил, а с остальными — провалы?

Тем более, немка очень старалась произвести на меня впечатление. Она так активно изображала счастье от нашей встречи, что я почти даже начал в него верить. Зачем обламывать человека? Другой вопрос, я прекрасно видел, внутренне она явно пребывала в состоянии напряжения.

Поэтому я тоже напрягся. Упорно пытался выудить из сознания деда хоть какое-нибудь воспоминание, где засветилась бы данная особа. Но…Как уже бывало до этого, в бодром состоянии, целенаправленно ни черта не получалось. А приснилась Марта мне лишь единожды.

С другой стороны, чего я, на самом деле, прицепился к сноведениям? Они же не друг за другом, по порядочку идут, а, скажем прямо, через одно не самое приятное место. То я видел Берлин, то детский дом. То Алеше шесть лет и он сидит в комоде, то он в избе говорит с Бекетовым. Нет. На сны полагаться — такое себе идея. Я слишком многого не знаю.

В любом случае, немка очень быстро взяла себя в руки. То есть радость, конечно, осталась, а нервничать она вдруг перестала.И тут вылезло второе скромное «но».

Мне вот, конечно, очень любопытно, фрау Марта попала в схему Мюллера случайно или целенаправленно? Потому что, если целенаправленно, то имеются вопросики к господину оберштурмбаннфюреру. А вернее, к его способностям планирования.

Например, как я могу рассказать об умерших в эмиграции родителях женщине, которая прекрасно знает, кем был Сергей Витцке? В 1927 году она лично общалась с ним и думаю, должность отца точно не была для нее секретом. Как и советское гражданство.

А тут вдруг — эмиграция. Да еще после революции. Бред полный. Сергей Витцке, в представлении фрау Марты, если куда и мог эмигрировать в 1927 году, так это из спальни в столовую, чтоб отобедать. Или из дома в дипломатическое представительство на службу.

То есть версия, озвученная Эско Риекки, срочно требовала корректировки. А согласовать данный вопрос возможности не имелось. Поэтому я сказал частично то, что было велено, а частично совсем не то. И моя версия даже оказалась достаточно близка к правде.

— Как умер?! — Вскрикнула фрау Марта и прижала руки к груди.

Выражение лица у нее стало такое, будто она сама вот-вот отправится к праотцам. Очень бурная, однако, реакция на мои слова о гибели отца.

— Вот так… — Я развел руками. — Роковое стечение обстоятельств. К сожалению, тема слишком болезненная, не хотелось бы говорить о ней. Уже много лет сиротствую. Скитаюсь по приютам.

Естественно,

мне в своем рассказе приходилось избегать деталей и нюансов. Я пока в душе не имею понятия, что это за семейка. Что из себя представляли в 1927 году Марта и Генрих. Чисто теоретически, немка не должна знать об аресте отца, если она обычная дамочка, не касающаяся определенных кругов, связанных с разведками и всей этой темой. Однако опыт показывает, теория с практикой у меня не сильно сочетаются. Поэтому, лучше не говорить чего-то конкретного, дабы не поймали на лжи.

— Бедный… Бедный мальчик… — Всхлипнула немка, подалась вперед и крепко прижала меня к себе.

Впрочем, учитывая, что она и ростом была ниже, и комплекцией меньше, скорее я ее прижал.

Вот уже после известия о печальном событии,( как-то невзначай упустив момент с перемещением «сироты» из Советского Союза в Хельсинки), я активно принялся рассказывать о своих мечтах стать актером. Надо было забить дамочке голову какой-нибудь знатный ерундой, а та легенда, которую мне выбрал Мюллер, знатной ерундой и являлась.

— Прости… кем? — Переспросила фрау Марта, когда ей удалось втиснуться в поток моих восторженных дифирамбов мировому кинематографу вообще и немецкому вчастности.

— Актёром. Хочу сниматься в кино. Это же потрясающе! Это — волшебный мир. Это — возможности. Это — известность, в конце концов. Вы знаете, это моя самая большая мечта!

Немка даже на какое-то мгновение перестала фонтанировать эмоциями, которые у нее скакали от радости к горю и обратно. Она так посмотрела на меня… Ее взгляд словно говорил:«Ну, в принципе, может оно и к лучшему, что отец не дожил…»

— Наверное, я действительно не понимаю молодежь. — Сказала она с улыбкой.

Улыбка, кстати, тоже была многозначительная, с намеком. Мол, не зря говорят, что природа на детях отдыхает.

И вот этот момент опять дал мне почву для размышлений. Получается, дамочка знала отца, если не прям отлично, то, как минимум, хорошо. Она, похоже, не сомневается, что мечта единственного отпрыска об актёрской карьере причинила бы Сергею Витцке психологическую травму. Просто я, к примеру, точно не сомневаюсь насчёт травмы. По воспоминаниям Алеши у меня сложилось в голове представление, каким отец был. За такие мечты он бы, наверное, много чего сказал.

— А матушка? — Фрау Марта попыталась вернуться к скользкой теме моего прошлого.

Хотя, чего уж непонятно из сказанного? Вряд ли при живой матери я назывался бы сиротой.

— Тоже умерла… Да… Вот так бывает… — Многозначительно ответил я, а потом быстренько попытался перевести разговор в более безопасное русло. — Скажите, если вы не сдаете комнату, может, подскажете…

— Ой, ну что ты! — Немка всплеснула руками. — Конечно, для тебя — сдаю. Даже разговоров никаких быть не может. Ты поселишься в моем доме и точка!

Главное, последнюю фразу она сказала так решительно, будто кто-то собирался спорить.