Курская дуга
Шрифт:
Вдали послышался тихий гул. Он быстро нарастал.
Низко над лесом проплыли связные самолеты, пошли на посадку.
— Не Тарасов ли прилетел?
— Может быть, и он.
— Странно… Пришло звено «кукурузников»…
— Это за листовками.
— Их забирают обычно утром или вечером.
— Что-то случилось.
— Тише, давайте послушаем!
Дмитрий подошел к столику, разговоры прекратились.
— Семен Седлецкий свою работу с начинающими поэтами образно сравнил с подземным ручьем, — очень спокойно
— Правильно! — раздались голоса.
— Правда, Семен Седлецкий, — продолжал Дмитрий, — попытался представить нам как могучий родник поэзии творчество Крупчаткина. Подполковник Синчило печатал стихи этого автора в армейской газете, но он, очевидно, не знал, что тридцать одна строка принадлежит Седлецкому и только девять перу Крупчаткина.
— Это ложь, чепуха! — раздраженно воскликнул Седлецкий. — Надо знать стихи Крупчаткина…
— Последнее время этот автор заваливает нашу редакцию стихами, — сказал Ветров. — Он присылает их пачками.
— Давайте прочтем хоть одно стихотворение, — предложил Дмитрий.
— Надо прочесть!
— Пусть найдут стихи!
— Зачем? И так все ясно! — запротестовал Седлецкий.
— Читать — и никаких гвоздей! — настаивали Грачев с Бобрышевым.
— Я сейчас схожу в отдел писем, принесу… — Ветров вскочил, побежал по тропинке.
— Продолжайте, Дмитрий… — Синчило запнулся.
— Андреевич, — подсказал Грачев.
— Семен Степанович кричит: ложь, чепуха! — Солонько пристально посмотрел в глаза Седлецкому. — Но знает, что он неправ. Крупчаткин показывал мне авторский вариант стихов и вырезку из газеты. Ночь и день. Это литературная мистификация.
С шумом раздвигая ветки бузины, на поляну вышел Ветров. В руках он держал синюю тетрадь.
— Разрешите прочесть? — Ветров перелистывал тетрадь. — Я, право, не знаю, на каком стихотворении остановиться.
— Выбирайте любое!
Ветров открыл тетрадку наугад. Чтоб лучше слышать, Синчило приложил ладонь к уху.
— Песня про коня! — Ветров поправил очки и прочитал:
Что ты, конь ретивый, Словно кот игривый, Смирно не стоишь? Потрясаешь гривой, Нарушаешь тишь, Гей, шуми, камыш!..Взрыв смеха заглушил чтение.
Синчило с удивлением смотрел на Седлецкого, словно видел его впервые. На щеках Семена выступили багровые пятна, он покусывал нижнюю губу.
— Как видите, мы привели Седлецкому один пример… Но самый яркий и убедительный… — Дмитрий неожиданно замолчал, устремил взгляд на тропинку.
Из лесу вышел полковник Тарасов. Он шел резким шагом, лицо его было озабочено. Синчило и Ветров поспешили навстречу.
— Чрезвычайной важности обстоятельства заставляют нас прервать редакционное совещание… Товарищи военные журналисты, боевые друзья! Ставка Верховного Главнокомандования специальной телеграммой предупредила войска нашего фронта: враг приготовился к атаке и может начать наступление.
Слушая полковника, Дмитрий подумал: «Может быть, сегодня ночью или завтра на рассвете начнется то грозное, чего мы так долго ждали».
— Гитлер надеется на «тигры», «фердинанды», «пантеры», «Фокке-Вульфы». Знайте и помните, друзья! — звучал голос Тарасова. — На Курском выступе мы создали мощную линию обороны. К ней подтянуты крупные резервы. Наши войска вооружены новыми пушками, артиллерией с реактивными снарядами, модернизированными самолетами. Урал дал в руки бойцов сокрушительные бронебойные снаряды. — Полковник достал из кармана блокнот, раскрыл его. — Через тридцать минут в армию вылетит первая группа корреспондентов. Вечером — вторая. Солонько и Сенцова, вы летите к Курбатову, в гвардейский корпус. Грачев! В артиллерийскую истребительную бригаду…
Дальше Дмитрий не слушал. Он мысленно занялся сборами в дорогу. В этот раз он решил не брать с собой даже портфеля. Ничего лишнего, только записную книжку и карандаш. Кто-то потрепал его по плечу.
Он оглянулся.
— Ну, брат… вот тебе и сюрприз!
— Ты, Бобрышев, пока остаешься, приглашай товарищей на обед.
— Все это так… Но без тебя, главного рыбака, как без жениха на свадьбе…
— Я прошу всех отъезжающих, вернее, улетающих, — поправился Тарасов, — в первый же день битвы показать в своих статьях удачные приемы борьбы с новой техникой гитлеровцев.
После короткого напутствия редактора Солонько поспешил на хутор.
— Рыбка готова! Заливная, с томатом… — встретил в сенях Дмитрия Войцеховский.
— Я сейчас улетаю. Будете обедать без меня.
— Поймать такую рыбу и даже не попробовать! — всплеснула старуха руками, когда Дмитрий вошел в хату.
— Приказ — ничего не поделаешь… — сочувственно вздохнул, хозяин.
— До свиданья, дед Егор! Будьте здоровы, хозяюшка! Ну, а с тобой, старшина, мы еще на многих озерах рыбку половим. От Сейма до Рейна! — И, распрощавшись, Дмитрий вышел во двор.
Окно в соседней хате было по-прежнему плотно завешено плащ-палаткой. «Где же Вера? Так и не удастся ее повидать. Она не знает, что я улетаю. А может быть, ей все равно…» Он звякнул щеколдой, но так и не закрыл калитку.
Вера поднялась со скамейки, пошла навстречу.
— Вы… на меня сердитесь? — Она остановилась, опустила голову. — Я хочу вам все объяснить… Я поверила одной выдумке… Так не сердитесь?
— Я? За что? Нет.
— Правда? — Она заглянула ему в лицо. — Я верила, что вы хороший.