Кузнецкий мост (1-3 части)
Шрифт:
— Началось, — сурово подтвердил Хор.
Ливень утих, и большое поле, лежащее перед ними, было точно выстлано водой, которую земля не успевала впитывать. Просторные зеркала воды сообщили полю дополнительный свет, оно было видно и вопреки мгле.
Артиллерия наращивала силу, звук от стрельбы, будто гром в горах, шел волнами. И вдогонку этим волнам пошли танки, первая цепь, вторая, третья… Словно хрупнуло ломкое стекло зеркал, обратившись в пыль, — железом по стеклу! Поле погасло, и горизонт приблизился к холму.
Вездеход сейчас шел параллельным с танками курсом. Не хитра машина джип, но скорость прибавила и отваги, и удали, скорость кружила голову, ничего не было страшно — вперед! В этом было что-то кавалерийское, не страшны ни взгорья, ни буераки —
Слава острому зрению водителя да его чутью — он удержал вездеход на краю оврага!
Хор выпрыгнул из машины, выпрыгнул лихо — удар о железную стенку придал ему энергии. Бекетов последовал за ним. Они сейчас стояли над оврагом, и то, что открылось взору, немало взволновало их. На дне оврага, как бы откинувшись на лопатки, лежал танк — вот он, гипноз скорости! Наверно, гипноз этот действует на всех, но на юные сердца в особенности — парню, которого сейчас извлекли из танка и положили на носилки, затянутые защитного цвета полотном, наверняка было не больше двадцати одного. Танк сорвался с края оврага, перевернулся раза три (расстояния от края до дна для трех оборотов хватало) и лег на спину. Танк поддели багром, а в цепи, как в постромки, впрягли другую такую же машину и дали скорость. От натуги железный ломовик крякнул и поставил безжизненно лежащую машину едва ли не на дыбы. Азарт этой необычной операции увлек толпу, стоящую рядом, она взревела, да так, что рев танка на какой-то миг перестал быть слышен.
— Да не мистер ли это Черчилль? — спросил Бекетов, указав на человека, стоящего в стороне от толпы в полнейшем безразличии. Нет, не только очертания фигуры, которую не мог скрыть и просторный дождевик армейского образца, но и трое военных, с почтительной покорностью стоящие за спиной толстого господина в дождевике, наводили на эту мысль.
— Да, это наш премьер-министр… Он примчался сюда, чтобы сделать то, что делает сейчас, — указал Хор на Черчилля, который попросил санитаров, что несли раненого танкиста к пикапчику, остановиться. — Вы полагаете, что он сейчас журит этого парня, лежащего на носилках, за неосмотрительность?
— Возможно, и журит… — заметил Бекетов, осторожный вопрос Хора был не так прост, как мог показаться на первый взгляд.
— Нет, не журит за неосмотрительность, а хвалит за лихость! — не удержал смеха Хор, да такого громкого, что люди, стоящие внизу, подняли головы. — Осмотрительных у нас много, а лихих нет!.. На Британских островах дефицит лихости, а она там будет нам нужна…
— Где «там»? В Европе?
— В Европе.
Заговорили скорострельные пушки танкистов. Из тумана, который заметно затянул край поля, скрыв островок леса, до сих пор видимый, донесся их голос — танки уперлись в оборонительную зону, начался штурм.
Хор и Бекетов вернулись в машину, вездеход тронулся. Только сейчас Бекетов понял, как велико поле боя — с тех пор, как они покинули холм, прошло часа полтора, а гром битвы все еще был где-то слева, из чего следовало: бой проходил на равнине, которая простиралась на десятки километров.
— Не осуждайте меня, пожалуйста, — сказал Хор и охватил свой тощий живот руками. — Я голоден, как волк, который вознамерился пересечь степь, не рассчитав своих сил. Который час на ваших?
— Четверть четвертого.
— Благодарю, за четверть часа мы не успеем. В путь, в путь!
Как ни темпераментен Хор, он был точен в своих расчетах, его день разграфлен на координаты. Но что у него предусмотрено на три тридцать?
— В три тридцать встреча с командующим? — спросил Сергей Петрович, он полагал, что встречи с командующим ему в этот день не избежать.
— Нет, всего лишь разбор первых трех часов операции…
11
Но очередной привал они сделали в липовой роще, стоящей на берегу реки, с дождем заметно разлившейся. Кирпичное здание училища, видимо закрытого по случаю маневров, было занято штабом. Они появились там, когда часы показывали
Они вошли в комнату, которая по обилию портретов английских флотоводцев могла бы являться классом истории флота. Но мысли эти пришли Бекетову на ум позже, а когда он увидел над собой в коричневых багетах покатый лоб Нельсона и разделенный на два яблочка подбородок морского министра Александера, его пленила тишина. В комнате было сумеречно (небо вновь стало грозовым), и в тишине, прерываемой сухим покашливанием, звучал голос человека, стоящего у карты. Шел разбор операции.
Лица того, кто говорил, Бекетов не рассмотрел, но была видна его спина, она казалась худой и, точно турецкая сабля, изогнутой.
— Очевидно, задача заключается в том, чтобы всех, кто обороняет линию укреплений, вовлечь в бой и прикрепить к амбразуре… Как у ткацкого станка: отойдешь, и оборвется нить! — Он умолк и протянул руку к фаянсовому кувшину с водой. В этой полутьме только кувшин светился. Полковник был доволен тем, что обратился к сравнению с ткацким станком. — Таким образом, пришла пора для удара с флангов… Нет, не одновременно, а вначале слева — туда должны быть брошены противной стороной резервы, если они имеются, а потом справа… Именно в таком порядке, вначале слева… Можно свет?
Видно, до этого он вел свой рассказ, не обращаясь к карте. Тотчас упали на окнах шторы, и вслед за этим зажглось электричество под матово-синими тарелками абажуров. Бекетов обратил было взгляд на человека у карты с намерением решить чисто психологическую задачу: верное ли представление о его лице давала спина? Но в это время взгляд Сергея Петровича соскользнул со спины полковника, и Бекетов увидел Черчилля.
Английскому премьеру было хорошо в полутьме, в которой только что пребывала аудитория, он даже не удержал усталые веки и сомкнул их в дреме, сладкой… Правда, полковник изрекал свои истины над самой головой премьера, изрекал, а возможно, даже стучал указкой об пол, но и с этим Черчилль готов был примириться — спал же он, и не однажды, на спине идущего доброй рысью скакуна. Все неудобство заключалось в том, что свет зажгли внезапно. Если уж зажигать, то хотя бы предупредили, и он успел бы придать своему лицу соответствующее выражение и, пожалуй, чуть-чуть растереть щеки: он знал, последнее время при дремоте его щеки заливала белизна, — видно, знак возраста… Впрочем, присутствующим в этом зале должно быть ясно: не были бы эти маневры неким подобием битвы на континенте и не находились бы здесь русские, Черчилля сюда не заманить. Так или иначе, а свет был зажжен, и, подняв глаза, Черчилль увидел над собой полковника, и легкое изумление отобразилось на лице английского премьера. Ему определенно показалось, что речь держал кто-то другой. Но полковник ткнул указкой в карту, ткнул с перепугу энергично, оставив легкую вмятину на бумаге, и внимание Черчилля привлекла карта… И вот диво, будто бы он увидел женщину или выпил рюмку хорошего коньяку — он заулыбался, лицо его обрело прежние краски.
— Погодите, полковник, — произнес он так, будто бы и не спал. Конечно же ему надо было доказать, что он не спал. — Вот вы говорите: удар слева, а потом справа. Но ведь иногда надо наносить удары одновременно, а?
Полковник опешил.
— В данном случае важно оттянуть войска с территории, которую мы избрали для главного удара, господин премьер-министр, — произнес полковник, заметно нервничая. В словах была убежденность, в тоне она отсутствовала начисто.
— По-моему, вы не правы, — заметил Черчилль и оглядел присутствующих, ища сочувствия. Из опыта он знал, что авторитета его достаточно, чтобы аудиторию расколоть надвое, расколоть, если даже он не прав. — Эти ваши попеременные удары дадут возможность противнику собраться с силами, а, согласитесь, мы в этом не заинтересованы…