Кузнецов. Опальный адмирал

Золототрубов Александр Михайлович

— Ну если так, я согласен, — угомонился комфлот, хотя настороженность в его беспокойной душе не угасла.

Сказать, что под Севастополем шли бои, было бы неверно. Там шли тяжелые и кровавые бои! В районе Дуванкоя путь прорвавшим оборону немецким танкам преградили пятеро моряков-черноморцев во главе с политруком Фильченковым. В ход пошли гранаты и бутылки с горючей смесью. Три танка запылали, остальные повернули обратно. Но едва моряки перевели дух, как танки снова ринулись в атаку. Теперь их было пятнадцать! И что же? Сначала Иван Красносельский поджег две машины, правда, и сам погиб от вражьей пули,

затем политрук Фильченков с гранатами за поясом бросился под танк. Следом за ним — Юрий Паршин и Даниил Одинцов. Десять танков уничтожили моряки! Такое под стать целому полку. Да, чудеса творили морские пехотинцы. Пятеро против двадцати двух танков! Когда подошли бойцы, они увидели в окопе смертельно раненного Цибулько. Он-то и поведал, как все было…

О подвиге горстки моряков наркому ВМФ доложил член Военного совета Кулаков.

— Пишите на героев реляции, я вас поддержу, — заверил Кузнецов.

Прошло еще несколько тревожных дней, и все это время Николай Герасимович ощущал в душе смутную тревогу. Мыслями он был в Севастополе — обстановка у стен главной базы флота оставалась критической. Утром, едва позавтракав, нарком поспешил на командный пункт ВМФ. Галлер стоял у аппарата «Бодо» растерянный, какой-то побитый.

— Беда у нас, Николай Герасимович, — сокрушенно покачал он головой. — Потоплен крейсер «Червона Украина».

— Да вы что? — воскликнул нарком. — Где телеграмма?

Казалось, он перестал дышать, когда прочел печальные строки. Щемящая боль сдавила сердце. Погиб крейсер, с которым у него так много связано! В 1926 году на нем начинал службу вахтенным начальником, позже стал командиром крейсера. Походы, учения, стрельбы… Далекие и близкие сердцу памятные события. И вот теперь крейсер «Червона Украина» потоплен…

— Как это случилось? — Кузнецов смотрел на Галлера.

— Воздушный налет, — грустно ответил адмирал. — Шесть бомб попало в крейсер… Только ли это? Плохи дела и под Керчью. Войска 51-й Отдельной армии отступают…

— Я слышал сводку, — прервал его нарком. — Тучи сгущаются и над Севастополем…

Чего-чего, а столь бурного развития событий в Крыму Николай Герасимович не ожидал. Донесение адмирала Левченко едва ли не шокировало его. «Резервы исчерпаны, — телеграфировал командующий войсками Крыма Левченко. — Винтовок и пулеметов нет, маршевые роты прибыли без оружия. С имеющимися силами Керчь не удержать». Он просил Ставку дать ему две стрелковых дивизии либо разрешить эвакуацию войск. Нарком понимал: если немцы захватят Керчь, то часть своих сил, если не большую, они снимут с этого направления и бросят на Севастополь. Выстоят ли тогда черноморцы? Вряд ли. Поэтому просьбу Гордея Ивановича Кузнецов решительно поддержал. То же самое сделал и начальник Генштаба маршал Шапошников. Но Верховный с ними не согласился и решил направить в Керчь маршала Кулика, находившегося в это время в Ростове-на-Дону.

— Немедленно вылетайте в Керчь, — сказал ему Сталин. — Разберитесь в обстановке на месте, помогите командованию 51-й армии. Керчь нужно удержать любой ценой…

Маршал Кулик прибыл в Керчь 12 ноября, где его встретил адмирал Левченко. Кулик передал ему требование Сталина — отстоять Керчь.

— У вас, Григорий Иванович, есть войска в резерве? Танки, самоходные орудия, самолеты… У меня всего этого почти нет.

Я просил Ставку дать хотя бы две стрелковые дивизии, но мне отказали.

Кулик был настроен оптимистично, и слова адмирала были для него пустым звуком.

— Бойцам надо зарываться в землю — и ни шагу назад!

Однако, побывав на северо-западной окраине города, где шел сильный бой, поговорив с армейскими командирами двух дивизий, Кулик убедился в правоте Левченко. Враг рвался в город, а войск, чтобы сдержать его натиск, не хватало. Что делать? После тяжелых раздумий Кулик предложил адмиралу Левченко эвакуировать войска на Таманский полуостров, а командарму 51-й армии генералу Бажову и члену Военного совета генералу Николаеву приказал организовать оборону города и порта.

— За два дня надо эвакуировать все войска! — потребовал Кулик.

О своем решении он доложил в Ставку и с нетерпением ждал ответа. Но его все не было. Наконец вечером 15 ноября пришел ответ. Ставка потребовала от Кулика и Левченко «сохранить плацдарм на восточном побережье Керченского полуострова». Однако в ночь на 16 ноября гитлеровцы ворвались в город. Весь Крым, кроме Севастополя, оказался в руках врага.

Катастрофа в Крыму, о котором немало говорилось в Ставке, обескуражила и наркома ВМФ, вызвала в нем недобрые чувства, от которых было не по себе. Тревожился Николай Герасимович и об адмирале Левченко. Было очевидно, что Сталин это дело так не оставит.

И вскоре расплата наступила, и узнал об этом Кузнецов от маршала Шапошникова. После обсуждения ситуации в районе Севастополя Борис Михайлович как бы вскользь обронил:

— Верховный приказал арестовать Левченко. Вам об этом известно?

— Нет. Верховный и словом не обмолвился со мной.

— Плохо, весьма плохо. Такие вещи надо сердцем чувствовать. — И, доверчиво взглянув на Николая Герасимовича, Шапошников добавил: — Уж кто-кто, а я знаю, что в случившемся нет вины адмирала Левченко, как нет вины и маршала Кулика.

— Что мне делать, Борис Михайлович? — спросил Кузнецов Шапошникова. — Ведь Левченко — мой заместитель, да и невиновен он!

Шапошников с сочувствием посмотрел на Кузнецова.

— Я, право, и не знаю, что вам посоветовать. Впрочем, не лучше ли испить чашу горечи?..

Ночь для Николая Герасимовича была неспокойной. Дважды ему звонил адмирал Галлер, из Архангельска дал о себе знать Иван Дмитриевич Папанин, просивший прислать к нему адмирала из тыла, чтобы помог на месте решить вопросы переоборудования порта. А на рассвете, когда нарком забылся в своей опустошенной квартире, после того как семья эвакуировалась в Куйбышев, ему позвонила Вера. На линии были атмосферные помехи, и он едва разбирал ее слова. К тому же говорила она быстро, словно боялась, что не успеет все ему высказать.

— Верунчик, у меня все хорошо. А как ты? Как дети?.. Так, ясно, и у тебя все хорошо. Ах, скучаете! Думаешь, мне тут весело? Как бы не так! Я тоже скучаю, но дела флота так меня закрутили, что некогда тебе позвонить… Как питаюсь? Хорошо… Ты, милая, побереги там детей… Что в Москве? Обстановка еще сложная, но скоро немцам дадим как следует…

Жена стала говорить ему о трудностях с устройством жилья, и тут связь прервалась.

— Алло, алло! — кричал Кузнецов, но в трубке раздавался лишь треск.