Кузнецов. Опальный адмирал
Шрифт:
«Черствый я, однако, человек, не сказал жене ласкового слова, — упрекнул себя Николай Герасимович. — А ведь я люблю ее, мне без нее что морю без солнца».
Нарком вызвал машину, быстро оделся и поехал в Наркомат ВМФ. Пока утро, надо выяснить, как Октябрьский готовится к проведению Керченско-Феодосийской операции. Хотя этой операцией будет руководить командующий Закавказским фронтом генерал Козлов, за высадку десантов в ответе перед Ставкой комфлот Октябрьский и командующий Азовской военной флотилией контр-адмирал Горшков. «У меня все идет без перебоев, товарищ нарком, — говорил Кузнецову на днях по ВЧ комфлот. —
«Ну и язва этот Филипп Сергеевич, намекнул, мол, плохо я делал, что не строил десантные суда перед войной», — выругался в душе нарком.
В приемной наркомата Кузнецова встретил Галлер.
— Я к вам на доклад, разрешите?
— Заходите, Лев Михайлович. — Нарком снял шинель, причесал волосы. — Слушаю вас.
Информация Галлера была краткой. По-прежнему под Севастополем свинцовый вихрь. Плохи там дела, чертовски плохи! Базой снабжения города Ставка установила Новороссийск, куда грузы доставлялись по распоряжению наркома ВМФ и начальника тыла Красной Армии генерала Хрулева, а от Новороссийска до Севастополя — средствами Черноморского флота. Пока срывов не было. Но как теперь будет обеспечиваться десант? А тут еще заместитель начальника Генштаба Василевский подстегнул Николая Герасимовича, заявив, что подготовку к десантам надо форсировать.
— Керченско-Феодосийская десантная операция, — сказал Василевский, — это своего рода оселок, на котором будет проверено, на что способен военный флот. Прошу, готовьте ее так, как считаете нужным, в этом деле я вам не советчик, хотя, если возникнут вопросы, — к вашим услугам…
Николай Герасимович на мгновение прикрыл глаза, усталость вроде прошла. Рядом — Галлер, он чего-то ждал.
— Если нам удастся успешно провести эту операцию, то немцам будет не до Севастополя. Понял, Лев Михайлович? Так что старайся.
— Меня озадачила депеша адмирала Головко, — сказал Галлер. — Англичане ставят вопрос о конвоировании транспортов нашими эсминцами. Предлагают встречать миль за пятьдесят от меридиана Мурманск и дальше вести в Белое море или в Мурманск. Положение с эсминцами на флоте таково: в строю — три, два старых эсминца — в Белом море, один из них в ремонте. Головко доносит, что конвоировать суда союзников нечем.
— Что-то вас смутило, Лев Михайлович? — удивленно посмотрел на Галлера нарком.
— Головко правильно ставит вопрос, но если англичанам отказать, они могут пожаловаться в Ставку, — пояснил Галлер.
— Пусть жалуются! — Нарком взял красный карандаш и на телеграмме написал резолюцию: «Согласен». И расписался. — Надо поддержать комфлота. Разумно он поступает. И совместную операцию с союзниками провел хорошо…
С донесением Головко нарком ознакомился два дня назад. Тот информировал, что договорился с командующим 10-й крейсерской эскадрой провести в ночь с 25 на 26 ноября поиск от Варде до Нордкапа в составе крейсера «Кения» и эсминцев «Бедуин», «Интрепид», «Гремящий» и «Громкий». Если не встретятся корабли противника, намечено на обратном пути обстрелять из орудий Варде. Командует
— Надо комфлоту дать «добро»! — Галлер повел бровью.
— Согласен. Отправьте ему шифровку.
Позже Кузнецов поставил в известность об этом Верховного.
— Кто проявил инициативу в проведении этой операции с союзниками? — Голос у Сталина был негромок, но в нем чувствовалась власть.
— Головко.
— Одобряю его действия, так и передайте комфлоту. У вас все?
— Да, то есть не все… Извините, но я хочу знать, за что арестован адмирал Левченко?
Сталин хмуро бросил, что он и маршал Кулик за сдачу Керчи понесут суровое наказание.
— А вы что, хотите быть их адвокатом? — сердито попрекнул наркома Верховный и бросил трубку.
Собираясь в море на проведение операции, контр-адмирал Барроу собрал на крейсере «Кения» командиров кораблей и подробно обсудил с ними план действий. Потом пригласил гостей отобедать в кают-компании.
— Господа! — Барроу поднялся из-за стола, от выпитой рюмки глаза у него блестели. — Мой дед участвовал в совместных действиях британских фрегатов с эскадрой адмирала Федора Ушакова на Средиземном море. Это ли не подвиг, господа?! Я горжусь, что могу сделать то же самое, что и мой дед. Борьба против нацизма сплотила нас, сплотила флоты Англии и Советского Союза…
Корабли всю ночь бороздили море, но противника так нигде и не обнаружили. Тогда, как и было обусловлено планом, корабли обстреляли острова и порт Варде. А утром они вернулись в Полярный. Все еще бушевала метель, море играло свинцовыми волнами. Но плохая погода не испортила настроение гостям. Контр-адмирал Барроу дал высокую оценку действиям советских моряков. Он похвалил командира эсминца «Гремящий» капитана 3-го ранга Гурина: «Я видел и восхищен тем, как превосходно вы держали свое место и открыли огонь из орудий, как только мною был дан сигнал. Я горжусь тем, что имел советский корабль «Гремящий» в составе моей 10-й крейсерской эскадры».
Адмирал Головко утром, раскрасневшись от мороза, вошел на флагманский командный пункт и, даже не успев снять реглан, позвонил в Москву. Кузнецов, выслушав его, сказал:
— Значит, первая совместная операция с союзниками прошла успешно? Я так и доложу Верховному…
Поговорив еще о флотских делах, нарком заключил:
— Не забывайте о конвоях, Арсений Григорьевич. Верховный это держит на контроле.
— Стараюсь, Николай Герасимович, — отозвалась трубка.
— А, это вы, Лев Михайлович! — воскликнул Кузнецов, когда Галлер вошел к нему. Но странно, лицо его заместителя оставалось непроницаемым.
— Что, принес какую-то «взрывчатку»? — спросил нарком.
— Вам звонил Левченко, — сухо молвил Галлер. — Из тюрьмы звонил. Даже предположить не могу, как это ему удалось.
— Да вы что? — удивился нарком. — Что он сказал? Как его самочувствие? Не просил ли какой помощи?
— Бодрится, но, видно, тяжко ему. Пока идет следствие. Сам Берия его допрашивал…
Вице-адмирал Левченко был арестован в конце ноября сорок первого. Тут приложил руку нарком внутренних дел Берия, о чем Кузнецову намекнул Молотов, когда тот был у него по вопросу работы Архангельского порта. «Вот к Берия я и пойду», — решил Николай Герасимович. Позвонил по «кремлевке», и Берия сразу ответил: