Кузница Тьмы

Эриксон Стивен

Она передернула плечами.
– Не вижу блага в пустых жестах, Виль.

Галак разочарованно зашипел.
– Не нужно было вообще разделяться. Мы с тобой, Виль, твердим, будто скачем в компании старых друзей. Они же готовы нас бросить.

Все замолчали, лишь стук подков заполнял холодный полуденный воздух. Ферен прикрыла глаза, поудобнее устраиваясь и отдаваясь ритму неспешного аллюра. Вскоре придется замедлиться до шага, спустившись в долину; далекие холмы не станут ближе, родные земли за ними останутся затерянными в томлениях и боязливой неуверенности - как будто сама отдаленность способна

поставить под вопрос их существования.

Есть пути презрения к миру, которые она прежде не изведывала, даже чужие рассказы считая бахвальством. Теперь же она проклинает травяные просторы. Проклинает бессмысленную ширину небес, беспечальную синеву дней и жестокое равнодушие ночей. Бесконечное завывание ветра полнит голову стонами тысяч детей, глаза болят от резких порывов.

С приходом сумерек она сгорбится рядом с остальными, костер будет дразнить ее каждым языком пламени. Она услышит смех ведьмы, потом ужасные вопли - тонут в душе, лишая удовлетворения, радости поступку брата. Нет, звуки боли преследуют ее, наполняя стыдом и унижением.

Привычное дружество пропало. Брат будет сидеть, надувшись и отводя тусклые глаза от света. Она будет говорить себе, что это прежний Ринт: брат, всегда оказывающийся рядом, чтобы защищать от жестоких поворотов судьбы. Но на деле она сомневается в прежних убеждениях и, хотя каждым жестом выказывает готовность следовать за Ринтом, ощущает какое-то отпадение. Она снова стала девочкой, но это невозможно - в чреве она несет дитя. Где- то там, в обширных пространствах, потерянно блуждает прежняя Ферен - сильная решительная женщина. Без этой женщины здешняя Ферен чувствует себя безмерно слабой и покинутой, пока брат, похоже, готов рвануться навстречу неведомой, но ужасной участи.

Она не сказала Аратану и слова на прощание; это тоже угнетает. Мало кто поверит в невинного отца, тут проще представить грубую силу; однако Ферен понимала, что вина целиком на ней, что соблазнила бы мальчишку даже без отцовского приказа.

Небо темнеет, отстраненное и соблюдающее свои нерушимые законы; смотрит на ползущих внизу слепым взором, не уделяя и мысли раненым душам, не внимая безнадежным упованиям покоя. Если жалость к себе похожа на бездонный пруд - она ползает на четвереньках, снова и снова огибая илистые берега. Сознание не имеет значения. Мудрость бесполезна. Она несет невинность в чреве, ощущая себя воровкой.

Виль подал голос: - Значит, пирамидка. Не только вы тоскуете по дому.

Она увидела, что брат молча кивает. Новая тишина после слов Виля словно затвердела вокруг. Подчинение без согласия, неохотная сдача позиций - это способно лишь ужалить. Создаются и расширяются овраги; вскоре их будет не пересечь. Она одернула себя, выпрямилась.
– Благодарю вас обоих, - начала она.
– Нам с братом нелегко. Мщение Ринта растянулась далеко позади, а бедняга Раскан так близок, словно мы тащим его на спинах.

Глаза Виля широко раскрылись.

Галак прокашлялся, сплюнул в сторону.
– Рад избавиться от этого вкуса. Спасибо, Ферен.

Ринт внезапно вздрогнул, плача все сильнее.

Все натянули поводья.
– Хватит на сегодня, - резко сказала Ферен. Соскользнув с седла, помогла спешиться брату. Он сжался вокруг своего страдания; трудно было стащить

его с коня. Виль и Галак поспешили на помощь.

Ринт опустился наземь. Он качал головой, содрогаясь от рыданий. Ферен жестом велела Вилю и Галаку отойти, крепко сжала брата.
– Мы бесполезная парочка, - пробормотала она нежно. Обвиним во всем родителей. И довольно.

Последний всхлип оборвался, обращаясь в смех.

Они так и сидели обнявшись. Ринт обмяк в ее руках.
– Ненавижу его, - сказал он с внезапной силой. Виль с Галаком так и застыли.

– Кого?
– спросила она.
– Кого, Ринт?

– Драконуса. За то, что он с нами сделал... За проклятое путешествие!

– Теперь он за спиной. Мы едем домой, Ринт.

Однако брат покачал головой. Вырвался из объятий и встал.
– Этого недостаточно, Ферен. Он вернется. Займет место рядом с Матерью Тьмой. Любитель использовать детей и любимых. Зло всего смелее, когда никто не стоит на пути.

– При дворе у него много врагов...

– В Бездну двор! Теперь я считаюсь среди его врагов, я буду отговаривать от нейтралитета всех погран-мечей. Консорта нужно изгнать, разбив его власть. Хочу видеть его убитым, зарезанным. Пусть имя его станет проклятием среди Тисте!

Брат стоял, трепеща - глаза широко раскрылись, но в обращенном на Ферен взоре сверкнуло железо.
– Та ведьма была ему любовницей, - продолжил он, утирая слезы со щек.
– Что это говорит о Драконусе? О складе его души?
– Он подошел к телу Раскана, лежавшему поперек спины лошади.
– Спросим сержанта? Беднягу, служившего, так сказать, под защитой своего господина?
– Он рванул кожаные ремни, но узлы не поддались; тогда он за ноги стянул мертвое тело с седла, попутно сорвав мокасины, и упал под весом. Ринт выругался, столкнул с себя тело и встал, весь посерев лицом.
– Спрашивайте Раскана, что он думает. О своем хозяине- лорде и женщинах, побывавших в его объятиях. Спросите Раскана об Олар, ведьме Азатенаев, которая убила его.

Ферен перевел дыхание. Сердце бешено колотилось.
– Наш нейтралитет...

– Будет использован во зло! Уже используется! Мы стояли в стороне, и оттого возросли амбиции. Нейтралитет? Видите, как легко он приобретает оттенок трусости? Я буду говорить за союз с Урусандером. Перед всеми пограничными мечами. Сестра, скажи, что ты со мной! Ты несешь видимое доказательство сотворенного этот мужчиной!

– Нет.

– Бери монету и отдавай тело - так смотрит Драконус! Он ничего не уважает, Ферен. Ни твоих чувств, ни прошлых потерь, ни ран, которые останутся с тобой навсегда... Ему ничто не важно. Он хочет внучка...

– Нет!
– Голос породил эхо, но каждый отзвук доносился все более плаксивым, жалким.
– Ринт, послушай. Это я хотела ребенка.

– Тогда почему дала отлучить себя от его сына, едва он понял, что ты беременна?

– Чтобы спасти Аратана.

– От чего?

– От меня, дурак.

Ответ заставил его замолчать; она увидела потрясение, желание понять. И отвернулась, заново охваченная слабостью.
– Это я, Ринт, шла по единственно верной тропе, равнодушная к обиженным.

– Драконус - вот кто завлек тебя в такой мир, Ферен. Ему было плевать, что ты очень ранима.