Кузница Тьмы
Шрифт:
Не глядя на Аратана, Джагут подошел к столу и поставил бутылочку. Потом, словно утомившись такими трудами, сел на стул и лениво откинул голову.
Тусклым золотом блеснули озирающие стол глаза. Голос оказался низким и грубым: - Иные пишут вином. Но многие - кровью. Лично я предпочитаю чернила. Меньше боли. Предпочитаю излишествам умеренность, но кое-кто видит в умеренности порок. Что думаешь ты?
Аратан кашлянул.
– Мы ищем аудиенции Владыки Ненависти.
Джагут фыркнул: - Этого глупца? Он сочится чернилами, как пьяница мочится в переулке. Само его мясо пропитано желчью сомнительной
– Отец ищет стулья, - ответил Аратан.
– Он скоро будет.
– У тебя обличье Тисте. Никто не оспаривает власть Сюзерена Ночи, но многие сомневаются в силе его воли. Однако не воля угрожает всем. Характер. Скажи им, дитя Тисте, пока еще не поздно.
Аратан покачал головой.
– Я не вернусь к своему народу. Хочу остаться здесь.
– Здесь?
– В Башне Ненависти, - подтвердил он.
– А где такая башня?
– Та, высокая из белого мрамора. Там обитает Владыка.
– Уже посетил ту башню, дитя Тисте? Нет? Тогда тебя ждет секрет. Восхитительный секрет. Но вижу нетерпение. Если нужно построить башню ненависти, какой сорт камня выбрать?
– Какой-то чистый?
– Очень хорошо. А чтобы башню видели все, она должна сиять. Да?
Аратан кивнул.
– Итак. Белый мрамор или, в случае упомянутой башни, опал. Разумеется, ни один Джагут не выстроит подобного. Мы лишены талантов вылавливать опалы из мусора и праха. Нет, для такого чуда надобен каменщик-Азатенай. С соответствующим чувством юмора. Зачем, спросишь ты. Ну, потому что юмор необходим, когда раскрывается секрет. Скажи: сколько этажей должно быть в такой башне? Назови уровни Ненависти.
– Не могу, сир, - признался Аратан.
– Разве злоба не ослепляет?
– Хмм. Что есть нескончаемая предсмертная записка?
– Шутка.
– А. И ты ее поймешь?
Аратан пожал плечами, удивляясь, куда пропал отец.
– Полагаю, я оценю иронию.
– Всего лишь? Ладно, ты еще молод. Ненависть ослепит, верно. Потому уровней нет. Ты говоришь о чистоте, теперь мы обсуждаем вопрос исключительности. А окна? Какую дверь можно вырубить в столь чистой и особенной вещи?
– Окна не нужны, ибо то, что снаружи ненависти, ей не интересно.
– А дверь?
Аратан взглянул на Джагута и вздохнул.
– Башня из цельного камня, да? Но это неправильно. Должен быть путь внутрь.
– Но не путь наружу.
– Пока ее не повергнут в... в жаркой битве. Но если она из сплошного камня, жить в ней невозможно.
– Никто и не живет. По крайней мере, никто в здравом уме не назовет это жизнью.
Драконус появился в дверном проеме.
– Ты сжег мебель во всех ближайших постройках, - сказал он, быстро заходя в комнату.
– Зимы холодные, Сюзерен. Мы обсуждали глупость Готоса, я и твой сын.
– Мне хочется поговорить с Худом.
– Драконус подошел к сундуку. Скрипнула крышка. Драконус поглядел внутрь и достал глиняный кувшин.
– Превосходный выбор, Сюзерен, - заверил Джагут.
– Как и следует. Это же мой дар с последней встречи.
– Хранил до твоего возвращения. У Тисте все же есть достоинства - хотя бы талант делать вино.
Драконус извлек пару алебастровых кубков и осмотрел их.
– У Каладана Бруда искусная рука, верно?
– Умеет, когда хочет. Забавно. После прокламации и последующего смятения меня завалили дарами. Можно ли измерить разум Азатенаев?
– Худ остается внизу?
– спросил Драконус, разливая вино.
– Не могу от него избавиться. Верно.
Отец предложил кубок Аратану. Он удивился, но принял. Драконус подошел к столу, взял стоявший там кубок, понюхал... Выплеснул содержимое на стену и наполнил кубок из кувшина, передав Джагуту.
– Сын твой желает остаться под присмотром Владыки Ненависти.
Драконус кивнул.
– Он сам готов сделаться подарком.
– Каким именно? Памятным альбомом? Орнаментом? Какой надобности он сможет служить?
– Он довольно хорошо обучен письму, - раздумывал вслух Драконус, пригубив вино.
– Сколько томов ты успел накропать, Готос?
– Ровно дюжину таких, что на столе. Отвратительным почерком - каждая строка, каждое слово.
Драконус нахмурился хозяину.
– Не на староджагутском, надеюсь!
– Конечно нет! Было бы... смехотворно. Язык сшивателей листов, язык сборщиков налогов с крошечными глазками под низкими лбами, язык лишенных воображения дураков, язык для неинтеллигентных и упрямых - о, как часто черты эти сочетаются! Староджагутский? Я убил бы себя спустя три слова!
– Он помолчал, хмыкнул.
– И было бы лучше. Сознаюсь, Сюзерен: я писал на староджагутском.
– Эту грамоту нетрудно изучить.
– И ты заставишь меня подвергнуть сына таким пыткам? Ради чего?
– Чтобы он смог перевести твою писанину на язык более удобный.
– Язык Тисте?
Драконус кивнул.
– Он ослепнет. Рука иссохнет, отвалится и будет лежать на полу, словно мертвая птичка. Никакие цепи его здесь не удержат. Даже у Владыки Ненависти есть пределы возможностей.
– До той поры, когда он пробудит свою суть. Похоже, это место не хуже прочих, и ты, Готос... надеюсь, ты будешь старательным наставником.
– Я что, склеп для твоих сокровищ? Ради всех благ, Драконус! Я предвижу трудные времена.
– Мысль его, не моя.
– Драконус обернулся к Аратану.
– Если ты все еще желаешь остаться.
– Остаюсь, отец.
– Почему?
– рявкнул Готос.
– Говори, дитя Тисте!
– Потому, сир, что бесконечное самоубийство может быть лишь прославлением жизни.
– Неужели? Я буду спорить, дитя Тисте. Ночь за ночью, страница за страницей. Буду атаковать твои убеждения, верования, твою уверенность. Буду нападать, не давая передышки, желая сокрушить под пятой тяжко доставшейся мудрости. Как смеешь ты утверждать, что выдержишь?