Квантун
Шрифт:
– Что же ты молчал? Официант! – Унгебауэр повелительно щелкнул пальцами. – Подай бутылочку бордосского!
– Право, не стоит…
– Спокойно, Антон Федорович! Я угощаю! У меня три сотни путевых, – шепнул он Горскому, когда официант удалился.
– Три сотни?? – ахнул Горский.
– А ты как думал! Как-никак к структуре К.В.ж.д. приписан.
– К.В.ж.д.?
– Ага. Китайско-Восточная железная дорога. Там своих не обижают. Жалованья у путейцев – будь здоров! У нас поменьше, правда… но всё же. А что до путевых, то и трехсот
«А остаток пропиваю…» – подумал киевлянин.
В ресторан потянулась публика. Вошли две пары: мужчины в визитках, дамы – в жемчугах. Уселись в центре. Официант принес бутылку французского вина, обернутую белым полотенцем.
– За знакомство, Демьян Константинович! – поднял бокал Горский. – Надеюсь, оно положит началу долгой дружбе!
– Великолепно сказано! За дружбу!
Четыре выпитые рюмки водки слегка раскрепостили лейтенанта, но не более. Рассудком он владел отменно. И даже глаза не скатывались в кучу.
«Опыт», – грустно подумал коллежский секретарь. Дамы по соседству скромно засмеялись.
– Не женат? – спросил Горский, не обнаружив на попутчике обручального кольца. Тот отрицательно покачал головой. – Ну а невеста есть?
– Какая к черту невеста в Квантуне?
– Ну а в Вильне?
– Ну уж нет! Жить на два дома – это не для меня! А тащить невесту в Дальний – маразм. Умрет со скуки. Поэтому, дорогой Антон Федорович, как бы мне не хотелось обзавестись семьей, ее у меня в ближайшие лет пять-шесть не предвидится. Сейчас мне тридцать два – время еще терпит. Тебе, поди, и двадцати пяти нет?
– Мне двадцать семь.
– Да?.. А выглядишь моложе, – поразился Унгебауэр.
– Действительно, мне многие говорят, что я выгляжу моложе своих лет. А когда отрастает шевелюра – и вовсе за студента принимают.
– А ты отрасти усы. Сразу лет пять прибавится.
– Пытался – едва растут…
– Хе-хе!.. И это в двадцать семь? Хе-хе! Впрочем, ты и без усов как будто бы с усами! Оригинальная физиономия!
– А сам-то с кайзера Вильгельма пример берешь?
– С кого же мне еще пример брать? Шутка. Хотя мой род из Лейпцига, хе-хе!..
Время бежало незаметно. Разговор постепенно раскрывался, выходил на более доверительный уровень. Собеседники рассказывали о себе все больше, все меньше друг друга стеснялись. Распивая гравское бордо, Горский в общих чертах поведал о своей минской, а затем и киевской службе. Субтильный Унгебауэр внимательно его слушал, не переставая есть и пить.
«Куда в него столько влезает?» – недоумевал Антон Федорович.
Несколько раз Демьян Константинович отлучался в уборную. Шел он при этом весьма ровно и четко. Горский отлучался единожды.
К шести часам вечера весь вагон-ресторан заполнился публикой. Отовсюду раздавался звон бокалов и фужеров. Пианино в тот вечер пустовало, зато поставили тихую музыку на граммофоне.
– Расскажи мне про Дальний, – задал свой главный вопрос Горский. – Про маньчжурский климат я понял. Теперь меня интересует самый город.
– Расскажу, – кивнул Унгебауэр. – Обязательно расскажу! И даже схему нарисую. Только не сейчас. Нет настроения.
– Не сейчас, так не сейчас, – пожал плечами Антон Федорович. – Но учти, что я от тебя так просто не отстану.
Лейтенант отсалютовал.
Стемнело. В окнах отражались посетители вагона-ресторана. Бутылка бордо опустела на половину, графин водки – на три четверти. Коллежскому секретарю с непривычки ударило в голову. Каково же офицеру флота?
Демьян Константинович до поры до времени держался молодцом. Заказал еще закусок. Горский растягивал остатки холодной телятины.
Разговор перешел в политическое русло и так из него и не сворачивал. Унгебауэр оказался закоренелым монархистом, в плане Квантуна имел весьма оптимистичную позицию.
– Я благодарю Бога, что нам достался этот край! Этот чудесный край! Помяни мое слово, Антон Федрыч, – язык его стал порою заплетаться, проглатывая и упрощая отдельные слова. Первый признак наступившего опьянения. – Через пять, много десять, лет Дальний станет крупнейшим портом на всём тихоокеанском побережье!
– Планы грандиозные. Хотелось бы верить, – с сомнением ответил Горский.
– Ты бы видел дальнинскую гавань, молы, пристани! Там будут останавливаться океанские пароходы самых больших водоизмещений! Сотни тысяч рублей затрачены на обустройство пристаней!
– А как же Порт-Артур? Я думал, большая часть средств идет туда.
– В Артур идут копейки по сравнению с Дальним. Министр финансов Витте явный пацифист. Войны с Японией избегает. Всё вбухивает в экономику. Дальний – его детище. Хочешь знать: все в области подвластны главному начальнику – вице-адмиралу генерал-адъютанту Алексееву. Он царь и Бог. Но между тем градоначальника Дальнего назначает непосредственно министр финансов. Хотя инженер Сахаров формально подчиняется генералу Алексееву, но де-факто уволить его может лишь Витте. Каково?
– И неужели не бывает противоречий?
– Бывают! Еще как бывают! Военные в шутку называют Дальний «Лишним». Дескать, зря выкидывают деньги – толку от него не будет. В Порт-Артуре спят и видят, чтобы Император сместил Сергея Юльевича. Но покамест его позиции прочны. И слава Богу! Очень уж мне хочется увидеть цветущий, развитый европейский порт Дальний – жемчужину Тихого океана!
– В Дальнем должно быть много иностранцев. Я читал, что город пользуется правом порто-франко.
– Всё верно, – подтвердил Унгебауэр, осушив неведомо которую по счету рюмку. Тут же достал сигарету, закурил. – Но как ни странно, правом беспошлинной торговли воспользовались очень немногие. В городе не более ста европейцев. И порядка трехсот японцев с корейцами.