Квантун
Шрифт:
– Да уж…
– Признаться, я сам недолго в Дальнем. Дело в том, что наше Управление сейчас перебирается из Артура в Дальний – 1 ноября запланировано торжественное открытие специально отстроенного здания на Административной площади. Я сперва в Артуре жил, но затем управляющий отправил меня куратором в Дальний: следить за ходом работ. К концу работ перебрался и сам начальник. А мне в благодарность предоставил отпуск…
– И что же, Демьян Константинович, неужели тебе, как офицеру, милее коммерческий Дальний, нежели боевой Порт-Артур с крейсерами
Унгебауэр задумался, уставился в стол. Объяснять не стоило – Горский тотчас всё понял. Но лейтенант, тем не менее, слукавил.
– Милее! Право, Антон Федрыч, милее! – повысил он голос, чем привлек внимание окружающих. – Не веришь?
– Верю. Успокойся.
– Господи!.. – хлопнул себя по лбу Унгебауэр. – Как же мы могли забыть?
– Что такое? – забеспокоился Горский.
– Мы забыли выпить за здоровье Государя!
Резко вскочив, он вытянулся во фрунт и поднял рюмку.
– Дамы и господа! – продекламировал изрядно осоловевший Демьян Константинович. – Я хочу выпить за здоровье Его Императорского Величества Николая Александрыча!
Все разом замолчали, уставились на смутьяна. Повисла немая пауза. Ситуацию разрядил крупный мужчина, поднявшийся поддержать Унгебауэра.
– За здоровье Государя Императора стоя! – пробасил он. Все тотчас поднялись, выпили.
Горский налился краской. Поведение лейтенанта делалось всё более развязанным, а речь сбивчивой. Наконец, он и вовсе стал засыпать прямо за столом! Чтобы не краснеть за попутчика, Антон Федорович поспешил расплатиться по счету и довести офицера до купе.
Но не тут-то было! Нового товарища Горского штормило так, что он не мог пройти и двух шагов без посторонней помощи. Пришлось брать любителя водки на плечи.
С горем пополам добрались до тамбура, но предстояло пройти через весь салон. Там наверняка собралось немало народу. Каков стыд! Парочку молодых пьянчужек, среди которых (подумать только!) морской офицер, запомнят надолго. Можно не сомневаться.
На счастье Горского и Унгебауэра в салоне лишь трое господ играли в преферанс. Игра настолько их увлекла, что они едва обратили внимание на двух прилично одетых господ, одного из которых вели под руку. Сбросив лейтенанта на диван купе, коллежский секретарь закрыл на защелку дверь. Хотя его место предусматривалось внизу, делать в сложившей ситуации было нечего: Антон Федорович закрепил полку в горизонтальном положении, обреченно расстелил постель, забрался наверх и быстро провалился в сон.
Первый раз киевлянин проснулся, когда поезд стоял в Туле. Было начало одиннадцатого. С дебаркадера доносился лай собак и протяжные зазывания разносчиков. А так – тишина полнейшая, гробовая. У Горского пересохло в горле. К тому же перегар от Унгебауэра немилосердно отравлял воздух. Дышать сделалось решительно невозможно.
Одевшись, Антон Федорович оставил дверь приоткрытой и вышел из вагона. Белоснежный вокзал встречал прибывших яркими люстрами.
– Сколько еще простоим? – спросил Горский у курившего кондуктора.
Тот
– Еще с полчаса. Без четверти отправляемся. Расписание в коридоре висит. Ваше благородие может с ним ознакомиться.
– Да, да. Вы говорили. Благодарю вас.
Поезд прибыл отчего-то не к перрону, а на второй путь. Из их вагона никто более не вышел. Антон Федорович и проводник стояли одни. Заметив потенциального покупателя, разносчики гурьбой устремились на платформу прямо через рельсы. По всему дебаркадеру очень близко были натыканы фонари, поэтому каждый выходивший подышать свежим воздухом пассажир попадал под пристальное внимание торговцев.
– Пирожки, расстегаи, плюшки! – кричала дородная женщина, приближаясь.
– Капуста, соленые огурчики, грибочки! – кричала другая.
«Это по части Демьяна Константиновича», – подумал коллежский секретарь, отворачиваясь от назойливых разносчиков. Точно навозные мухи облепили они бедного путешественника.
По своей доброте и интеллигентности юноша не мог что-нибудь не купить, дабы не обидеть крестьян. В итоге за сущие гроши приобрел себе несколько медовых пряников – местную гордость.
Антон Федорович знал, что Тула славится на всю Империю оружием, самоварами и пряниками. Но что гармониками – искренно удивился. Подумал, мужик совсем с глузду съехал: ночью да с гармоникой. Оказалось, продает. И ведь действительно отменного качества товар! Ай да тульские мастера!
«Слава Богу, ружья не притащили».
Попросив у проводника чаю, Горский возвратился в купе. Мирно храпевший Унгебауэр отвернулся к стене, поджав колени. Будто нарочно, оставляя попутчику место присесть. Пока поезд стоял, киевлянин с удовольствием поужинал, отдав должное тульским пряникам. Теперь понятно, почему они считаются лучшими в стране.
Сытый и довольный Антон Федорович лег спать. Дверь в купе на сей раз закрывать не стал, оставив узкую полоску света, сочившуюся из коридора.
Однако поспать коллежскому секретарю удалось недолго: в два ночи проснулся Унгебауэр и до самого утра курсировал по маршруту купе – уборная. По изможденным стонам, с которыми он всякий раз возвращался, можно было судить о его дурном самочувствии.
Под утро он, наконец, уснул, дав возможность отдохнуть и Горскому.
Ряжск проспали. Проснулись оба путешественника ближе к полудню. Унгебауэр уселся к окошку – ни жив ни мертв. Весь бледный, отекший он дрожал точно осиновый лист.
– Как же мне мерзко…
– Это называется абстинентный синдром, – ехидно уточнил Антон Федорович. – Токсины выходят из организма.
– Голова трещит… Сколько я выпил?
– Ты не помнишь? – удивился Горский. – Графин водки – полштофа.
– Как я добрался до купе?
– При непосредственной моей помощи, ибо идти самостоятельно ты к тому времени уже не мог.
– Каков позор!.. Все вокруг, вероятно, потешались?
– Разве что в ресторане. В салоне лишь трое господ играли в преферанс.