Кыштымские были
Шрифт:
— Очень рада, — живо обернулась женщина и протянула ему свою руку: — Огнева. — Андреев мимолетным скользящим взглядом сумел определить, что глаза у нее голубенькие. Далее странно, что такие глаза упрятаны за толстые бездушные стекла, словно в прозрачный застенок. — Предлагаю отпускнику составить нам компанию, да что-то не вижу восторга с его стороны. Поедемте, — сказала Огнева. — Экая беда, что ваши планы летят в тартарары, зато прогулка-то какая!
— Вообще-то у меня особых планов нет.
— Тем более! Вы многое потеряете, если не поедете. Давно не были на Увильдах?
— Года два.
— И еще колеблетесь?
— Езжай,
Когда редактор сказал, что нужно подбросить на Увильды одного товарища, то Андреев вовсе не хотел уточнять, кто и откуда этот товарищ, окажись им мужчина, Григорий Петрович не стал бы и колебаться — не поехал бы, и все. Хватит с него всяких новых знакомств. А товарищ оказался вон каким. Милая решительность Огневой была изумительна. В жестах, во всей ее фигуре было столько самостоятельного и независимого, что это не могло не броситься в глаза. Немало встречал он решительных и даже безапелляционных женщин, но у тех решительность как-то смахивала на мужскую, была нарочито показной. А тут удивительное сочетание — женственности и решительности. Огнева ласково и бережно поправила тугой валик волос на затылке, в движениях чувствовалась нерастраченная сила.
Григорий Петрович решил поехать. Редакционный «газик» поколесил по каменистым кыштымским дорогам изрядное количество верст. Сейчас у него кое-где побрякивало и позвякивало, но бежал он бойко, привычно подминая под себя дорогу. А дорога здесь была хорошая, сгрейдированная. Грунт крепкий, каменистый и полотно дороги ровное, как асфальт.
Огнева сидела рядом с шофером. Под валиком на затылке виден нежный светлый пушок. Иногда и по затылку можно определить возраст. Затылок у Огневой нежный, холеный, но кое-где уже наметились складочки. И появляются такие складочки, когда женщине перевалит за тридцать. Ну, а этой можно дать тридцать пять. По крепким округлым плечам, обтянутым крепдешиновой кофточкой сероватого цвета, чувствовался человек зрелый, в зените своего расцвета.
Дорога ныряла с косогора на косогор. По обе стороны медно-зелеными стенками тянулись сосны. Изредка между ними выделялись ярко-зелеными сарафанами молодые березки.
Ехали молча. Андреев просто не знал, о чем сейчас надо говорить, а у нее, видимо, не было настроения. Она горячо звала его в поездку там, в редакции, а сейчас вот не начинала разговора. А может, ему начать?
Она спросила шофера:
— Где-то здесь эти озера со странными названиями.
— Подъезжаем, — ответил шофер.
Огнева повернулась к Андрееву, и он опять увидел ее голубенькие глаза в стеклянных застенках:
— Вы, надеюсь, слышали про эти озера — Тпруцкое и Нуцкое?
— Каждый кыштымец их знает.
— Представьте, я тоже имею основания считать себя кыштымкой, но узнала о них недавно.
— Неудивительно, вы — женщина.
— Однако ж! А почему они так называются? Знаете?
— Приблизительно.
— Скажите.
— Пролегла здесь конная дорога — покосы были, лесные делянки для заготовки дров. Возили рыбу с Увильдов. Груженый воз в гору идет туго, вот хозяин и кричит на лошадь: «Ну, ну!» С горы боязно, чтоб воз не разогнало, авария могла приключиться. Вот и кричали: «Тпру!» А поскольку озерко недалеко от подъема в горку, его прозвали Нуцким, а то, другое,
— Неоригинально.
— Отчего же? Все простое оригинально.
— Ну, а что-нибудь слышали про Дунькин сундук или про Самсонкин гроб?
— Читал. Книжка есть про них.
— А про Силантия Сугомака?
— Нет. Но зато я про Лутонюшку знаю, — брякнул Григорий Петрович, чтоб только подзадорить Огневу. Она живо обернулась к нему, уцепилась руками за спинку сиденья спросила обеспокоенно:
— Откуда?
— Дед один рассказывал.
— Так я и знала! — хлопнула рукой Огнева по спинке сиденья и опять села, как полагается, выражая всем своим существом недовольство. — Я ж его предупреждала — про Лутонюшку никому не говори. Будет у меня публикация, тогда пожалуйста.
— А! — радостно засмеялся Андреев. — Теперь я вас знаю!
— Положим. А вы кто?
— Я? Отпускник. Между прочим, не опасный.
— Есть отпускники и опасные?
— Всякие бывают.
— Я хотела спросить — кто вы по профессии?
— Журналист.
— Погодите, я немного наслышана об одном журналисте из вашего города. Я иногда работаю в публичке, обязательно читаю челябинскую газету.
— Чье же перо вас привлекло, если не секрет?
— Есть там такой Андреев.
Григорий Петрович поперхнулся, а потом рассмеялся.
— Не понимаю, что смешного в моих словах. — Огнева, кажется, даже обиделась.
— Вы знаете, — сказал Григорий Петрович, — как ни странно, но моя фамилия тоже Андреев.
Она обхватила голову руками:
— Как же я опрометчиво поступила! Не узнала наперед, кого редактор мне в попутчики определил.
— В самом деле!
— Вы ж конкурент! Знаете, зачем я еду на Увильды?
— Понятия не имею.
— Послушать одну старушку. Для нашего брата фольклориста — она сущий клад. И что ценно — ее никто не открыл. Я буду первая. Представьте, какие сливки сниму!
— Не бросите же вы меня одного!
— Почему бы и нет?
В разговоре не заметили, как подкатили к Увильдам в том месте, где была деревушка Сайма. «Газик» влетел на тихую зеленую улицу и остановился.
Рыбацкая деревенька Сайма стояла в стороне от большой дороги на берегу протоки, которую образовывали матерый берег и берег острова. Остров зарос липой, елями, ольхой и березами. На нем целое лето паслись без пастуха козы и овцы. Протока кое-где заросла камышами, на воде кругляшками зеленели листья кувшинок. По протоке на лодке можно выплыть в само озеро, на его голубую бескрайнюю гладь. У мостков и возле них на берегу чернели и голубели всякие лодки — и увалистые плоскодонки, и юркие долбленки, и красавицы шлюпки. Большой рыбачий баркас лежал у воды на боку, подпертый березовыми кольями, — ремонтировался.
Улица была широкая, зеленая. Цвела на ней репчатая гусиная лапка, колыхались одуванчики с кругленькими пушистыми головками, похожими на уличные плафоны. Желтыми глазками смотрел в голубое небо курослеп.
Мальчишки и девчонки гомонили на берегу протоки — купались. На завалинке двухоконного дома сидел седобородый хилый дед в валенках и посматривал красными глазами на машину. Шофер развернул ее и нацелился в обратную дорогу.
Огнева сказала ему:
— Обожди минутку, — и направилась к деду. Тот почему-то забеспокоился, заерзал на завалинке.