La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— Привет! — схватившись рукой за окрашенное в белый цвет металлическое лошадиное ухо, останавливаю только-только начинающийся разбег яркой «канители».
— Привет, Серега! — он мне отвечает, сияя белозубой улыбкой, разглядывая исподлобья, поверх темных, практически черных, солнцезащитных дорогих очков.
— Ты в детство погрузился? — ногами упираюсь в землю и держу качель, не давая ей сделать еще один оборот. — Так все плохо? Тебя быт задрал? Устал от жизни?
— Вроде нет, я всем доволен, — плечами пожимает. — Если честно, пока тебя ждал, сильно заскучал, — сладко потягивается и широко зевает, а затем
— Я вроде бы не опоздал, — вскидываю руку и рассматриваю свой циферблат. — На десять минут раньше подгреб.
Что в моем разрезе очень странно! Как правило, я не самый пунктуальный черт, если это, конечно, не касается свиданий с женщинами и расписания занятий со студентами. Сейчас оговорился, безусловно. Правильнее сказать, если это не касается запланированных и давно обещанных теплых встреч исключительно с моей большой семьей.
— Ты нет, это я рано пришел. Присядешь? — он хлопает рукой по заднице стреноженной рядом с ним вороной кобылы, копытами прибитой к деревянному полу.
— Ты издеваешься? — прищурившись, задаю вопрос.
— Стоять не хочу, Серж.
— Ноги не держат? — ухмыляюсь.
— Есть немного. Окажи любезность, вырази свое почтение, прояви интерес и посиди со мной, СМС.
Внимательно рассматриваю чересчур холеного мужика, у которого все в жизни замечательно сложилось. Он подмигивает мне, следя за мной по пластиковому контуру через свои модельные очки, затем протягивает руку к еще одной кобыле, предусмотрительно убирает черную пластиковую папку, лежащую на ней, и двумя руками, как «свою прелесть» или случайно найденный клад, или манну, свалившуюся с небес к нему на землю, крепко прижимает к себе.
— Получилось? — кивком выказываю заинтересованность в документах, которые содержатся в этой обложке.
— Обижаешь! — гундосит, выставляя губы.
— Спасибо, старик. Я могу посмотреть? — умащиваю зад в седло и расставляю ноги по бокам кобылы.
— Только не пришпоривай ее, — с ехидством в голосе подначивает модный черт.
— Давай уже сюда! — ему в ответ рычу, выказывая охренительное нетерпение, вкупе с явным недовольством.
— Прежде чем, — с каких-таких делов он отворачивается от меня и закрывает папку собой, — я передам тебе все это, хотелось бы еще разок услышать…
— Блядь, Гриша! — рявкаю, по всей видимости, не тот ответ, который этот сука-Велихов, чертов хрен и престарелый по молодым понятиям адвокат, рассчитывал от меня услышать.
— Итак, — он снова скалит зубы и уменьшает свой транслируемый звук, — подтверди, любезный старый друг, что Женя согласна на все это по доброй воле, находясь в трезвом уме и неразмытой памяти, иначе моя следующая встреча состоится уже с ней, на которой твоя непокорная благоверная начнет сочинять иск с требованием признать тебя невменяемым, как следствие, полностью недееспособным, и со слезливым обращением к какой-нибудь государственной чьей-то чести о настоятельной рекомендации выдать запретительный ордер, чтобы оградить себя от надоедливого мудака. Километра полтора, не менее, я думаю, будет вполне достаточно. Смирнова выдохнет, а ты свой непокорный дух в порядок приведешь. На хрена было разводиться, если…
— Мы тебя тогда спросить забыли, чудило. Давай сюда! — тянусь за тем, что сокрыто в черной пластиковой
— Я весь внимание. Слушаю, затаив дыхание, Смирнов! — Гриша странным образом становится чересчур серьезным.
— Это нарушение закона? — не отвечаю на то, о чем он меня спрашивает, зато с придыханием и странным пиететом в своем голосе задаю другой вопрос.
— Безусловно, Серж, — в знак подтверждения своих слов головой кивает. — Так, конечно же, не делается. Брак — это добровольное рабство. Рабство, но все же по обоюдному согласию. «Да» — «да», объявляю вас, соколята, мужем и женой, и сердечно поздравляю. «Нет» — «нет», мы разбежались кто куда, по разным сторонам. Но есть еще один великолепный вариант. Мой, если честно, любимый: «да» — «нет» или «нет» — «да». Тут такая начинается игра, я тебе должен сказать. А впрочем, ты давно не мальчик, я уверен, что все еще находишься в том самом курсе, как раз на острие игры.
— Ты не устал вещать? — шиплю ему в лицо.
— Этот конкурс с весьма игривыми элементами называется «Колечко-колечко, отомри мое сердечко». Уламывать избранную вторую половину надо, понимаешь? — по тону его голоса я ощущаю как будто нескрываемое издевательство и даже легкое пренебрежение. Он меня совсем не уважает?
И это откровенное издевательство, по всей видимости, сейчас он репетирует со мной!
— Ты все-таки свою жену ломал, Гришаня?
— Не ломал, Серега, не ломал. Я настойчиво Наталью добивался. Это диаметрально противоположные понятия, любезный.
— Напомнить как? — прищуриваю взгляд и все еще выказываю определенное рвение в получении официальных долгожданных документов на свою чикуиту. — Сейчас что? По боевому настроению вижу, что у нас, похоже, общее острие игры.
— Не смешивай несовместимое, Смирнов. Компоненты очень разные.
Если он не прекратит и не заткнется сей же час, я раскручу эту лошадиную упряжку и на полном ходу с ноги отправлю юридического гада в какой-нибудь случайно, по воле злого рока или по моему хотению открывшийся портал.
— Что я там про «добровольное рабство» сказал? — он поднимает голову и словно в глубокий космос задает вопрос. — Откуда я это взял вообще? Старею, видимо? Но все еще прекрасно выгляжу.
Вот же юридический фанфарон!
— Классику «Мосфильма» пересмотрел. Хочу тебе напомнить, Гриша, что ты точно так же, переживая кризис среднего возраста, женился на Наташе. Провернул долгожданное бракосочетание с ней, сочно харкнув на ее мнение и мнение ее семьи, — пытаюсь самого непобедимого Велихова опротестовать. — Меня всего лишь интересует один вопрос. Будь другом, успокой меня и заверь, что все прошло без сучка и задоринки, и без потерь. Этот брак ведь будет настоящим и не фиктивным, Гриша?
— Ты не равняй меня и себя, Сергей. И да — здесь все по-настоящему. Полные права и обязанности у обеих сторон. Равные возможности для вынужденных концессионеров. Хочу заверить, что для вас это будет простая формальность, на самом деле, но для официальных протоколов и в неприятных случаях, Женька будет принимать решение, касающееся твоего благополучия, а ты, соответственно, относительно нее. Но, — поднимает указательный палец, протыкая небо, — это произойдет лишь после того, как ты убедишь меня в том, что мы не принуждаем женщину терпеть тебя всю оставшуюся жизнь. Ну-у-у-у?