La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
Аромат — ну просто «вау»! Мне мог бы позавидовать какой-нибудь король. Такой великолепный, но все-таки крестьянский, завтрак! С наслаждением уминаю хлеб с маслом, присматриваясь к Ярославу. Спит товарищ и даже ручкой-ножкой не колышет. Вот ж обаятельный мерзавец…
— Даша, перестань! — не открывая глаз, совсем не сонным голосом степенно произносит.
— Еще чего! И даже не подумаю, — хмыкнув, отрезаю.
— Перестань, кому сказал, — с наигранной угрозой повторяет.
— Спи и не выступай! — откладываю свой хлеб, запустив пальцы в ручку мелкой белой чашки, отпиваю первый кофе за только-только занимающийся день.
— С самого утра хомячишь в постели,
— Не желаешь присоединиться к трапезе? Между прочим, очень вкусно! — ставлю чашку и поднимаю весь поднос, демонстрируя ему совсем — так уж вышло, — не диетический стол.
— Приятного аппетита, жена, но я, пожалуй, воздержусь от угощения. Предпочту понаблюдать, как ты жадно уминаешь самостоятельно добытую пищу.
— Жадно? Уминаю? — выказываю изумление. — То есть?
— Заелась, как маленькая свинка, Даша. Я бы мог тебе помочь с этим, но ты слишком далеко.
— Так ты лентяй или просто не желаешь двигаться? Устал, по всей видимости? — кусаю хлеб. — Или это отклонение, а сам ты пищевой вуайерист? Или вынужденно на диете, милый?
— И то, и то, и даже это, всего понемножку, рыбка, — зевает и плотоядно ухмыляется. — Долго еще?
Прекрасно понимаю, на что он намекает. Быстро перекидываю одну ногу через него, при этом раскрываюсь своей плотью для Ярослава, ерзаю задницей и с распахнутым нутром на пятой точке двигаюсь к нему.
— Даша-Даша, да ты, как я погляжу, совсем стыд потеряла, — муж сильно цокает и, подкатив глаза, качает головой. — Боже мой! Вот это пейзаж!
— Я голодная, а ты меня торопишь, — наигранно скулю, как будто даже жалуюсь на свою судьбу, но вращаю бедрами и подползаю еще ближе. — Хочу…
Его правая рука, которая находится под одеялом и которую я, естественно, не вижу, нежно прикасается к внутренней стороне бедра. Не спуская с меня глаз, костяшками пальцев Ярослав проходится по теплой коже, растягивает удовольствие себе, но вместе с этим пытает меня.
— М-м-м, — подкатываю глаза и раскрываюсь еще больше.
— Приятно? — тихо спрашивает.
— Очень вкусно! — облизываю губы и смеюсь.
Видимо, таким ответом я слегка или не слегка задела мужское чересчур обидчивое самолюбие, потому как обхватив мою щиколотку, не обращая никакого внимания на пронзительный писк, визг и звон опрокинутой посуды, прищурившись от шума, Ярослав подтаскивает меня к себе на расстояние своей вытянутой руки.
— Оглушила, кумпарсита, — приподнимается и угрожает, — тшш, тшш, кому сказал. Ты чего пищишь, мышь?
— Я не доела, — с обиженным видом отставляю испорченный завтрак в сторону. — Посмотри, что ты натворил!
— Потом доешь, обжора, — и там, внизу, между моих ног, поглаживая половые губы, начинает щекотать. — Сначала утренний секс для голодного на похоть мужа, а потом… Обед! — издевательски смеется.
— Господи! — выгибаюсь в пояснице, предлагаю, подставляя всю себя. — Да… Угу…
У меня теперь, как это ни странно, на все, что скажет или предложит Ярослав, один ответ. Заведомо положительный и даже с некоторой экспрессией, наличие последнего зависит, правда, от того, в какой момент муж что-то важное или не очень спросит.
— Открой глаза, — двигая рукой, слегка охрипшим голосом произносит.
Я открываю потому, как не могу ему ни в чем больше отказать.
— Вот так, рыбка!
Ярослав гладит мою плоть, проводит пальцами по складкам, то и дело задевая клитор, опускается вниз, почти заходит внутрь, но протолкнуться все же не рискует или попросту не хочет. Он просто
— Иди сюда, ко мне, — в сторону откинув одеяло, предлагает оседлать себя…
Наш ежедневный утренний ритуал. Уже два года с ним женаты. Ну да, ну да… Сегодня — ровно два! Но наработанной за это время приятной привычке мы не изменяем. Утренние занятия любовью нас, если можно так сказать, бодрят. Кофе, теплая постель, оргазм — по очереди или одновременно, затем совместный душ, полноценный завтрак и пикантные заигрывания в машине Ярослава по пути на мою работу. Муж всегда подвозит меня в тот танцевальный зал, в котором я по-прежнему за деньги даю уроки аргентинского танго, а после отправляется на свой любимый гоночный трек, юных гонщиков муштровать. Там он отдыхает и уж точно не работает. Тяжело назвать дурной повинностью за финансовое вознаграждение то, что приносит ему истинное наслаждение. Его жизнь — это та самая бешеная скорость, сумасшедшие гонки, мощные спортивные машины, гул визжащих автомобильных двигателей, въедливый запах сверхкачественного топлива, спекшаяся от высоких температур резина на покрышках, свистящий шум в ушах и шестнадцатилетний сын, который окончательно решил идти по стопам своего прекрасного отца…
Раздвинув ноги и уперевшись коленями в жесткий матрас, вращая бедрами, плавно и неторопливо насаживаюсь на член, который Ярослав направляет в меня. Мы с ним шипим одновременно, замираем, пытаясь успокоить сбившееся дыхание.
— Ты как? — проводит здоровой рукой по моей груди, пальцами рисуя завитки на ареолах, придавливает пуговки-соски, затем заводит руку за спину, играя на торчащих позвонках, как на фортепианных клавишах, спускается конечностью мне на зад и, сжав ягодицу, сильнее членом входит внутрь. — М-м-м! — красиво стонет, откинув голову назад…
Возможно, кто-то скажет:
«У вас, ребята, очень странный и весьма скоропалительный брак!».
Кто-то? А далеко ходить не будем. Этот кто-то был мой любимый папа! Именно так два года назад он и сказал, почти что слово в слово. Не то чтобы он не любит Ярослава, не доверяет ему или в чем-то сомневается, или боится за наши как будто бы стремительные отношения, но скорость принятия положительных решений с моей стороны, когда я нахожусь рядом с этим человеком все еще пугает волнующегося за меня отца. Он, безусловно, обожает своего пока единственного зятя, уважает его, как серьезного человека и отличного профессионала, но очевидно ревнует свою дочь к мужчине, сумевшему окольцевать его любимую «малышку» после десяти дней полноценного знакомства.
В мельчайших подробностях помню тот день, когда мы приехали и поставили моих родителей перед фактами о том, что намерены жить вместе, как законные муж и жена; что желаем оформить наши отношения официальным образом, и что я, естественно, как и положено, хотела бы взять фамилию Ярослава и стать Дарьей Алексеевной Горовой. Тогда у моего отца неконтролируемо открылся рот от изумления, он опешил и не знал, что на это все сказать, зато мама подбежала к нам, чтобы просто каждого обнять. Потом еще, конечно, Сережа с Женей подтянулись и снизили градус папиного недоумения, когда мы, держась за руки, лениво рассказывали старшему поколению, как совместными усилиями к такому важному решению пришли. А когда первый агрессивный шок наконец-то отпустил сознание всех Смирновых, включая также и моих сестер, родной и двух двоюродных, мы отправились сообщать об этом же решении родителям Ярослава. Лариса Максимовна и Сергей Сергеевич очень тепло встретили меня и были рады за нас. Что ж, это было просто круто… А вот дальше… Понеслась!