La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— Он ко мне не прикасался, Ярослав. Скажи, что злишься, что бесишься, что расстроен, что просто не ожидал, что я тебя разочаровала, что… — ловлю его сверкающий яростью взгляд и резко замолкаю. Боюсь, видимо, дальше парня разочаровать.
— Не желаю этого знать. Ты воняешь этим Каримом!
Что? Что он сейчас сказал?
— Я…Воняю? Ты выбирай выражения, пожалуйста, — шикаю, еще сильнее стискиваю руки на груди и рассматриваю его исподлобья.
— Прими, пожалуйста, душ, Даша. Ванная там, — отвернувшись, не глядя на меня, указывает
— Это оскорбление, Ярослав? — хорохорюсь и задираю подбородок. — Решил…
— Простая констатация факта, Даша. Этот бывший Карим во все поры твоей кожи просочился и теперь сифонит из всех щелей…
— Мы разговаривали и все, — грубо перебиваю. — Еще раз повторяю. Что ты себе нарисовал? Я…
— Ванная, Даша, — и тут же подкрепляет указанное направление очень выразительным по эмоциональному настрою кивком своей головы. — Будь так добра, смой с себя этот аромат, а потом мы поговорим.
— Поговорим? — задумчивым тоном переспрашиваю и быстренько оглядываюсь назад. — Пожалуй, я пойду, и даже разговаривать не будем. Зачем? — хмыкаю, пожимая плечами. — Ты ведь уже все решил. Я воняю мужиком! Слава богу, что не козой или некастрированным бараном.
— Ванная! — Ярослав выкрикивает и тут же замолкает, затем, видимо, быстро сменив гнев на милость, спокойно продолжает. — Прости, но я, правда, так не могу. Ты бегаешь между нами, как…
— Нами? — прищуриваюсь злобно. — Так, вас таких, похоже, слишком много, а я теку и предлагаю, хвостом мету? Это ты сейчас имел в виду? И как? — шипя, повторяю. — Как? Как кто «эта нехорошая Даша»? Не стесняйся, будь любезен.
— Не хочу ругаться с тобой. Причина недостаточная, но…
— Как сучка, Ярослав? — помогаю, накидываю уничижительных, но, видимо, правдивых версий. — Как дешевка, Горовой? Как распоследняя…
— Нет. Закрой рот и прекрати это! — грубо останавливает меня.
— Назови, будь добр, сам. Правда лезет, да? А тебе, святому человеку, тяжело заткнуть фонтан? У меня была жизнь до взрослых встреч с тобой. Ты представляешь? Я не девственница, Ярослав. Но думаю, что ты и так в курсе, ведь слушал же молву, которой потчевали развесившую лопухи толпу.
— Зачем ты передергиваешь? — намеренно тихом тоном задает вопрос.
— До наших встреч, в твоей персональной формулировке — «по-честному», я жила с мужчинами. Их было много. Тебе всех перечислить и по именам назвать?
— Не нуждаюсь, — запускает правую руку себе в волосы, шипит и тяжело вздыхает. — Я не осуждаю.
— А я не каюсь и не нуждаюсь в твоем прощении, тем более, как я погляжу, ты не намерен меня прощать. Да за что, ей-богу? Мне туда? — опускаю свои руки и расправляю плечи, выставляя ему для обозрения свою грудь.
— Даш! — вскрикивает на меня.
— Не буду и не собираюсь. Не дождешься, Ярослав. Карим оставил меня наедине с одной проблемой и ушел в свой персонально золотой
— М? — вскидывает подбородок и внимательно смотрит на меня.
Вот же гад! Ловко-то как тычет меня носом, словно нашкодившего котенка, в собственное дерьмо, размазанное по содранным обоям.
— У каждого есть прошлое! Это твои слова. Я подтверждаю их истинность и говорю, что у меня были двенадцать лет назад интимные отношения с Каримом, но ничего не получилось, мы расстались и пошли каждый своей дорогой. И вот случайно встретились, — ухмыляюсь, а затем прыскаю от смеха, — уж кто бы мог подумать, в задрипанном, как он мне, между прочим, сказал, танцевальном зале…
— Мне это неинтересно, — поворачивается спиной и идет к окну.
— Зачем же ты… — с угрожающим шипением в спину говорю.
— Извини, — отрезает, ставит свои руки на стекло и лбом утыкается в окно. — Даша…
Да поняла я! Ванная! Противный запах! Он типа задыхается, я его травлю. Нервы, нервы, нервы… Потерянный кураж?
— Уже не хочешь? — с усмешкой спрашиваю, разворачиваюсь и быстрым шагом направляюсь в ванную комнату.
Суматошно озираюсь в белоснежном, обшитом с пола и до потолка тонким кафелем, служебном помещении, мельком замечаю свой странный образ в вытянутом по горизонтали зеркале. Я ведь не реву и мне не больно? Просто слезы тихо катятся из глаз:
«Что было, то прошло… Что было, то забыто… Боишься, что не переболит? Переболит, глупышка… Все пройдет, глупенькая Дари-Дори, рыбка!».
Пока со шмыгающими всхлипами, стонами и глубокими вздохами стягиваю свои брюки, зачем-то еще раз в ярких красках вспоминаю сегодняшнюю встречу с Назиным, прокручиваю его уничижительные слова о моем инфантилизме, пустоголовости, бесталанности, да просто откровенной глупости. О том, что я жестока и коварна, Карим даже несколько раз сказал.
Тогда…
Тогда…
Тогда, двенадцать лет назад, я не считала свой поступок глупым или позорным, и уж, конечно, не считала его жестоким, лютым и коварным. «Поступок» был необходим, и на этом ставим точку! Я не собиралась рожать этого ублюдка и становиться матерью-одиночкой в восемнадцать лет, когда передо мной маячила совершенно иная перспектива. Я была молода, сильна, красива и крайне амбициозна. Но я смертельно ошиблась и тут же понесла достойное наказание. А как же? За все нужно платить, вот я и внесла свою плату. Захотела «Дашенька» величия? Так будь добра избавься от бремени! Скидывай балласт — лети. Виню ли в этом кого-нибудь сейчас? Сейчас? Хм? Сейчас разве что только саму себя. Но с каждым годом, если честно, все меньше, меньше, меньше…