Лабиринт Ариадны
Шрифт:
Глава семнадцатая. Безумие Ариадны
Очень глубокий, очень мелодичный, очень… мужской голос.
Если бы у Руслана был такой, я бы до сих пор была в него влюблена. Если бы у Ника был такой — не знаю, чем закончилась бы та ночь у меня в номере.
Но крутые кудри, белая футболка, широкие плечи — «лебедь». Или — журавль? Такой же далекий и недоступный. Только сейчас его руки на талии, а голос переливается из
— Потанцуем?
Если ему можно меня трогать, то и мне его — тоже? Вот что коварно шепчет мне соджу. До чего непредсказуемый напиток!
Закидываю синеглазому руки на шею и с наслаждением запускаю пальцы в тугие шелковые колечки кудрей. Они скользят по коже, упруго поддаются и тут же снова выстреливают пружинами.
Он смеется так, что сверкают в ультрафиолете белоснежные зубы на смуглом лице.
— Откуда ты знаешь русский? — задаю наконец давно напрашивающийся вопрос.
Переходя с английского, мы как-то незаметно соскользнули на «ты» и теперь уже неловко возвращаться обратно.
— Я не только русский знаю, — замечает он, покачивая меня ладонями совершенно мимо ритма музыки. — Греческий, грузинский, турецкий, казахский. Не считая, разумеется, английского, китайского и корейского.
— Разумеется… — смеюсь я, запрокидывая голову, и он склоняется к моей шее так близко, что на мгновение мне кажется, что его губы коснутся моей кожи. Но касается только свежее дыхание с запахом зеленого винограда, словно он тоже выпил соджу. — А сам ты откуда?
— С берега самого синего Черного моря, — и в его голосе слышно бурление волн говорливого прибоя. Он сжимает меня крепче и кружит, словно слышит в быстром бите музыки трехтактный вальс. — Я рад, что ты пришла.
— Я случайно! — признаюсь я, оступаясь и снова случайно утыкаясь лицом в его рубашку. — Мимо бежала.
— Хвостиком махнула, сердечко упало и разбилось, — опять смеется он, но в этот раз я слышу еле заметный гортанный акцент в его русском.
Действительно немного похож на грузинский.
Или на греческий? Никогда не слышала, как греки говорят по-русски.
Голова кружится, легкая-легкая, как шарик с гелием, музыка — лишь шум в ушах. Ничего не существует. Только твердые мышцы плеч под тонкой тканью белой рубашки, его пронзительные глаза, кудри, к которым сами тянутся пальцы — и ни единого упрека совести.
Черт, может, Руслан и прав насчет моей аморальности…
— Ариадна красивое имя.
Меня прижимают к стройному телу. Он такой высокий! Я задираю голову, чтобы снова поймать пронзающий насквозь взгляд.
— Особенно, если знаешь греческие мифы, — намекаю я.
— Я грек по крови. Понтиец.
— Ой! Я помню, это что-то интересное!
— Мы — истинные потомки древних греков, с начала времен жившие на южном берегу Черного моря, Ариадна.
—
— Соседи, значит! — смеется он, и я смеюсь в ответ.
Какой-то дурацкий разговор, будто настоящую его версию мы ведем не словами.
А моими пальцами, которые касаются упрямых завитков на его шее.
Синими глазами, которые ласкают мои губы обжигающими взглядами.
Колебаниями маятников наших тел — мы то ближе, то дальше.
И кажется, что вокруг нас закручиваются стены лабиринта, затягивая в его центр, где мы вот-вот встретимся с чем-то очень опасным.
— Вина? — спрашивает он. — Еще потанцуем? Или пойдем куда-нибудь, где потише?
На последних словах ладонь на моей спине становится тяжелой и горячей, давит, заставляя наши маятники качнуться в унисон — друг к другу.
Мамочки!
Голова кружится, в ушах шумит, дыхания не хватает.
Но я настоящая женщина — и хорошо помню, что ноги у меня не бриты, трусы скучно-хлопковые, ступни в песке, и пахну после прогулки я не духами и туманами, а куда более плотски.
— Дашь мне переодеться?
— Зачем?
— Чтобы танцевать с тобой.
— Я хотел поговорить…
Но склоняется он так низко, что это снова будет не тот разговор — я прямо чувствую!
— Чтобы говорить с тобой.
Он останавливается и смотрит с полуулыбкой. Так долго, что, кажется, я сейчас сойду с ума и ринусь в пропасть порока прямо в хлопковых трусах и с песком между пальчиков ног.
— Как тебя зовут? — зачем-то спрашиваю я.
— Не скажу.
— Почему?
— Хочу, чтобы ты вернулась хотя бы из любопытства.
Это уже какая-то другая сказка. Про красавицу и чудовище?
Ладонь соскальзывает с моей талии, и я понимаю это как — «быстро!»
Бегом!
В холл, к лифту, по лестнице, по коридору, к номеру. Скинуть вещи прямо на пол — в душ!
Ойкая, брею ноги под колкими теплыми струями, выскакиваю, заливая водой ковры на полу, раскидываю вещи из чемодана в поисках чего-нибудь кружевного.
Нет, под платье я брала утягивающие, я не хочу…
Нет, наоборот!
Я хочу!
Хочу, чтобы этот вечер закончился тем, что я узнаю, каковы на вкус его спелые сочные губы.
И не только губы.
Мамочки!
Платье ждет на вешалке, льнет к чуть влажной после душа коже. Сережки в уши, тушь по ресницам, острые золотистые шпильки с тонкими ремешками.
Золотистый клатч, поколебавшись — в него презервативы и ключ-карту от номера.
От собственного бесстыдства под кожей пылает пожар. Поздно винить соджу — это моя блядская натура, прав был Руслан, ну прав! Прав!
Пофиг.
Что там дальше? Пофиг.
Хоть раз в жизни трахнуть синеглазого бога!