Лабиринт
Шрифт:
Да, я тоже подумал об этом.
– ответил Эдвард.
– Им и впрямь было бы легче избавиться от вас сразу. Зачем были все эти лишние заботы?
А! В том-то и дело, Эдвард.
– злобно улыбаясь ответил Смит.
– Все было продумано до мелочей. По слухам, которые, как я уверен, распустил в городе Уилсон и его шайка, дочь моя сбежала и бесследно пропала, а я сошел с ума от горя.
Да, мистер Смит вы правы. Так все и было.
– разволновавшись заговорил Эдвард.
– Я был глубоко потрясен известиями о том, что Элиза исчезла. Но, это уже меня не касалось, я тогда старался даже не думать
Но, почему? Почему, Эдвард?
– удивился Смит.
Мистер Смит, незадолго до того, как я узнал, что Элиза пропала, я получил от нее письмо. – явно мучаясь этими воспоминаниями заговорил Эдвард.
– В нем она сообщала, что не может стать моей женой, так как выходит замуж за другого и просила больше не беспокоить ни ее, ни вас.
Боже! Бедный мой мальчик!
– воскликнул Смит.
– Ты тоже поверил в эту ложь! Теперь ты понимаешь, как они ловко все подстроили?
Признаться, мистер Смит, я был просто убит этим письмом, ведь буквально за несколько дней до этого мы с Элизой решили пожениться, и я хотел просить у вас ее руки. Я даже сообщил о своем решении родителям, и они просили меня познакомить их с моей избранницей.
Эдвард вскочил из-за стола и забегал по комнате, хватаясь за голову, переживая вновь те горестные чувства.
Мне пришлось объясняться, мистер Смит, со своими родителями. Мне пришлось рассказать им о письме.
– Эдвард почти плакал, вспоминая те события.
– О, ведь это я сам дал повод для этих сплетен об Элизе. Боже, какой я глупец! Я был так зол и подавлен, что рассказал нескольким друзьям о произошедшем.
Но ты же ничего не знал, Эдвард!
– подбадривающе воскликнул Смит.
– Они все продумали верно. Ты никогда бы уже не появился на пороге нашего дома. А после этих слухов пошли другие, ты наверняка слышал и их. Это были слухи о смерти Элизы и моем помешательстве.
Вы правы, мистер Смит, так все и было.
– обреченно произнес Эдвард.
Представляешь, Эдвард, Эван водил меня на прогулки и люди видели в каком плачевном состоянии я нахожусь. Я не помнил никого из тех, кого мы встречали, но, они-то хорошо знали меня!
– с горечью продолжил Смит.
– Всем вам сказали, что добрейшая миссис Краутц, тронутая моей историей, взяла на себя все заботы обо мне, приставив своего человека. Все шло точно по их плану. Исчезновение Элизы объяснено, моя болезнь очевидна, а последующая моя смерть не вызвала бы ни у кого вопросов.
Но, расскажите, ради бога, как же вам удалось избежать смерти, мистер Смит?
–
Эдвард сел за стол, и старик продолжил свой рассказ.
О, Эдвард, только чудом удалось мне вырваться из этого капкана.
Я столько месяцев жил не своей жизнью, мой мальчик, и лишь по ночам, погружаясь в сон, возвращался в далекое прошлое, где когда-то был счастлив с женой и где я растил свою любимую девочку.
Спящий днем ум мой, ночью показывал картины прошлой жизни и только во сне я вновь вспоминал, что дочь покинула меня и пытался разыскать ее, крича и плача от отчаяния. Каждую ночь я просыпался от своих же воплей и видел сидящего рядом Эвана, который гладил меня по лицу, успокаивая.
Стоило мне открыть глаза и получить очередную порцию зелья, как я вновь забывал о том, что
Настал день, когда, сидя за обедом, я не мог вспомнить, о чем это я постоянно рассказывал своему другу и это неприятное чувство потери чего-то важного появилось во мне, разрастаясь с каждым днем все сильнее. Я забыл дочь, забыл жену, я забыл свою жизнь, Эдвард. Пустота поглотила меня, и я стал угасать.
Я не понимал, что со мной происходит и только мысль о скорой смерти неотступно преследовала меня. Думаю, мне оставалось совсем немного и мучения мои были бы кончены, но, добрый мой Эван, видимо, не мог больше видеть, как проклятое зелье убивает меня и, нарушив приказ, он перестал поить меня смертельным питьем.
Как я узнал позже, за нарушение приказа, Эвана ждало страшное наказание, но он не смог пойти против совести и отказался взять этот грех на душу. Мой храбрый мальчик!
– дрожащим голосом, сдерживая подступавшие слезы, проговорил мистер Смит.
– Только благодаря ему я сейчас сижу рядом с тобой, Эдвард!
Организм мой, постепенно избавляясь от отравы, восстанавливался, и с каждым днем, все чаще и чаще, меня стали преследовать отрывочные воспоминания о девушке, лицо которой я все никак не мог увидеть. Мысли о ней появлялись в моей голове, и я пытался понять кто же эта девушка и почему я так много думаю о ней.
Так продолжалось некоторое время, пока в один из дней, обедая вместе с Эваном, я не произнес вслух имя, которое появилось в моей голове. Сам того не ожидая, я произнес имя Элизы и, удивившись сам себе, взглянул на Эвана. Я увидел, как побелело его лицо и он, вскочив со своего места, кинулся куда-то вглубь комнаты.
Через несколько секунд он вернулся, неся что-то в руках. Он сел на свое место напротив меня и протянул небольшой портрет в серебряной рамке. Я взял его в руки и в тот момент, когда увидел лицо изображенной там девушки, меня как будто пронзили тысячи молний.
Элиза!
– прохрипел я имя дочери и в голове, как после жуткого похмелья, четко и ясно нарисовалась картина всего произошедшего со мной.
Я сидел, пораженный и раздавленный, а воспоминания все появлялись и появлялись в моей голове. Мне казалось, что я схожу с ума. Эван сидел и смотрел на меня, страдая не меньше. Он ждал, когда я немного приду в себя и был очень напуган, так как не знал, как я поведу себя, вспомнив, наконец, все то, что должен был забыть навсегда. Когда в голове моей выстроилась страшная, но единственно верная картина произошедшего, одна лишь мысль застучала в ней: «Элиза!»
Где она? Что с ней? Она жива?
– я почти прокричал эти вопросы и Эван испуганно закивал, мыча уверенно, давая понять тем самым, что дочь моя жива.
Он знаками показывал, чтобы я успокоился и постоянно оглядывался на дверь, как будто боясь, что кто-то может войти. Я же, понимая, что человек, которого я считал своим другом – всего лишь тюремщик, обозлился и закидывал его оскорблениями.
Я кричал, что он служитель сатаны и что его ждут все муки ада за то, что он сделал со мной. Эван сидел, опустив голову и лишь кивал, соглашаясь со всем, что лилось на него.