Лабиринт

Николаева Марина

Очень хорошо, сэр. Я подожду вас у кареты.

Мистер Смит вернулся в дом, на ходу отряхиваясь от капель дождя и приглаживая растрепавшиеся волосы. Он ходил взад-вперед по комнате, ожидая появления дочери, а через некоторое время, желая проверить, все ли хорошо у Элизы, ласково позвал ее.

Я почти готова, папа.
–  ответила Элиза. – Надень, пожалуйста, костюм и ту новую шляпу, что мы купили тебе!
–  весело добавила она.

Конечно-конечно, милая, уже надеваю.
–  прокричал ей в ответ мистер Смит.

Он достал из шкафа ненавистный

костюм и, чертыхаясь, попытался втиснуться в него. Кое-как надев его, старик кинулся искать шляпу. Она не нравилась ему даже больше, чем тесный костюм, но, как и тот, была единственной приличной шляпой в его гардеробе.

Вспомнив, где видел ее в последний раз и найдя ее именно там, бормоча ругательства, Смит натянул этот неудобный и, как ему казалось, совершенно ему не подходящий головной убор, на свою седую голову.

Накинув старый плащ, стараясь придать себе уверенный вид, он встал у входной двери в ожидании дочери и, сложив за спиной руки, перекатывался с пяток на носки, поскрипывая сапогами. Про себя он проговаривал все известные ему вежливые фразы, которые собирался использовать во время знакомства с графиней.

А вот и я!
–  Улыбаясь, в комнату вошла Элиза.

Одетая в чудесное платье цвета серого жемчуга, с аккуратно уложенными волосами и блестевшими в свете камина скромными, но очень милыми украшениями матери - единственным богатством, которое осталось у той, после побега с молодым Смитом - Элиза вызвала вздох восхищения отца.

Гордый тем, насколько элегантно выглядит дочь, пытаясь соответствовать ей, он галантно подошел и, накинув на нее плащ и предложив руку, повел к ожидавшей их карете.

Услужливый одноглазый, увидев приближающихся, поспешил открыть дверь кареты и, усадив пассажиров, тронулся в путь. Дождь все не прекращался. Мокрая ночь, пронизываемая северным ветром, предполагала, что ни одна живая душа в этом городе не захочет покинуть свою теплую обитель и отправиться за чем бы то ни было на холодные, утопающие в воде улицы.

Отец и дочь, держась за руки и пытаясь скрыть всевозрастающее волнение, шептались как два заговорщика:

Элиза, милая, расскажи мне, что и когда я должен говорить при встрече с миссис Краутц, кажется, я забыл все, чему ты меня учила!
–  в ужасе шипел мистер Смит.

Папа, ну что же ты?
–  Элиза, видя, как глаза отца расширились от страха, тихо засмеялась и спокойно, в тысячный уже, наверное, раз, объяснила ему что он должен будет сказать и сделать во время знакомства.

Но и в этот раз, все советы дочери ненадолго задержались в памяти взволнованного старика.

Эти изящные манеры, глупые правила и заумные словечки, которыми обменивались люди из высшего общества при встречах, казались ему абсолютно противоестественными и неискренними, а значит, ненужными и не стоящими внимания. Но, не желая все же позорить дочь своей невежественностью, Смит уяснил и запомнил главное, что должен будет сделать - вежливо поклониться и представить себя и Элизу. Это-то он точно сможет

сделать, а дальше уж, пусть все идет так, как господь располагает. Он ласково сжал ладошку дочери и улыбнулся.

Элиза же, пытаясь успокоить бившееся, как у пойманной птички, сердечко, ехала и молилась о благополучном исходе неожиданной поездки.

Вскоре карета остановилась и одноглазый слуга - его голос нельзя было перепутать ни с чьим другим - заговорил с кем-то, кто, по всей видимости, встречал их. Через мгновенье он открыл двери кареты и, услужливо придерживая ее, жестом предложил сидящим выйти.

В этот самый момент Элиза увидела протянутую к ней руку в кожаной перчатке и услышала знакомый голос:

Мисс Элиза, добрый вечер! Как я рад нашей встрече!

Уилсон, в длинном черном плаще, с большим зонтом в руке, весело улыбаясь, приветствовал выходящую из кареты Элизу, заботливо поддерживая ее. Одноглазый слуга зажег фонарь, подняв его как можно выше, помогая прибывшим сориентироваться в ночной уже темноте.

Добрый вечер, сэр!
–  волнуясь ответила Элиза. Как ваши дела?

О, несравненная мисс Элиза, теперь, когда я снова вижу вас, мои дела, несомненно, пойдут еще лучше. Мы очень ждали вас! – сладко пропел Уилсон.

А как себя чувствует миссис Краутц? Она готова принять нас?
–  беспокойно спросила Элиза.

О, дорогая моя, не волнуйтесь! Хозяйка так ждала эту встречу и будет бесконечно вам рада! – успокоил ее Уилсон.

Мистер Смит, выбравшись вслед за дочерью из кареты, горячо и дружелюбно приветствовал мистера Уилсона:

Уилсон, дружище! Я так рад нашей встрече!

По душевной своей простоте, он кинулся было обниматься, но, вовремя вспомнив наставления Элизы, лишь низко и неуклюже поклонился встречавшему. Уилсон, стараясь скрыть свое истинное отношение к раздражавшему его старику, растянулся в фальшивой улыбке и ответил:

Рад вас видеть, мистер Смит. Как вы добрались? Все ли у вас в порядке?
–  приторно сладко и протяжно произнес он, слегка склонив голову набок.

О, не извольте беспокоиться, все очень хорошо. Мы немного удивились тому, что графиня захотела назначить встречу в такой поздний час, но, вы же знаете, старина, как это важно для нас, поэтому мы поспешили приехать. – весело ответил Смит.

Да, это могло показаться странным, но моя хозяйка - женщина весьма необычная, если можно так сказать.
–  улыбаясь одними губами ответил Уилсон.

Свернув калачиком руку, он предложил ее Элизе и, накрыв ее зонтом, следуя за освещавшим им путь одноглазым, уверенно и быстро повел девушку к огромным резным воротам, отделявшим имение графини от остального мира.

На их чугунных решетках мистер Смит увидел множество любопытных, но совершенно непонятных ему знаков и символов. В самом же центре удивительных ворот, как живые, искусно выкованы были две, касающиеся друг друга листьями лилии, которые отрывались друг от друга при открытии створов.