Лабиринты фей
Шрифт:
— Чтобы наутро в замке не было ни одного стекла, — перебил его Фраснуа вдруг осипшим голосом, — даже самого маленького. Все женщины должны избавиться от зеркалец, которые носят в карманах. Если найду у кого зеркальце, того выкину из замка собственными руками.
Слуги попятились. Ортанс смотрела на него огромными от страха глазами.
— Папа...- прошептала она, — и... я?
— Ты — в первую очередь, — сказал он.
Ортанс заплакала. Изабель смотрела на падчерицу, с трудом понимая, что происходит. Она своими глазами видела в зеркале Диоргиль. Такой, какой видела ее во сне! Были ли это сны?
Глава 14.
— Мама!
Ортанс сидела в темной коморке, освещаемой только светом из небольшого оконца, — мама!
Перед ней стояло зеркало, которое Ортанс купила на ярмарке, переодевшись простолюдинкой. Она боялась, что слуги или знакомые узнают ее и донесут отцу. Отца она боялась так, что тряслись поджилки. После приказа слугам убрать зеркала из замка, он утащил ее в ее комнату и долгое время кричал на нее, строго запретив общаться с матерью.
— Она — убийца! Убийца! — кричал он, — она украла тебя у меня, а потом убила мою жену! Она проклята, и я не позволю ей выйти из лабиринта!
— Но она тоже твоя жена, — пыталась возразить перепуганная Ортанс.
— Была ею, пока не сбежала. Ее никто не заставлял читать заклинания и сбегать. Ее никто не заставлял уводить с собой тебя! Она сама пожелала уйти в лабиринты, и ее желание было исполнено! Вот пусть и остается там! Пусть остается там вместе со всеми сокровищами, которые она там нашла! Ей они не помогут!
— Но папа...- а как же Мари? Алис?
Он замер, пытаясь успокоиться. Руки его дрожали, и он сжал их на груди.
— С Мари я сам разберусь. Но Диоргиль никогда не выйдет из лабиринта. Поверь мне, Ортанс, я не позволю ей выбраться в большой мир. Она опасна. Она убила человека, женщину, которая была мне дороже жизни...
— Но Валентина разрушила ее счастье! — закричала Ортанс, — мама любила вас, любила! И сейчас любит!
— Когда любят, желают счастья любимому, — проговорил он хрипло, отворачиваясь к окну, — она же соткана из ненависти. Она... она отобрала у меня ребенка. Ее никто не гнал, могла бы оставаться моей женой.
— И делить тебя с другой? — Ортанс сощурила глаза, — но мама слишком горда для этого!
Фраснуа обернулся. Он долго смотрел на дочь, потом пошел к двери и снова обернулся на нее, когда уже держался за ручку.
— Это не твое дело, Ортанс, — сказал он, — тебя оно не касается.
... Ортанс тронула рукой зеркало.
— Мама! — закричала она, и из глаз ее покатились слезы, — мама, приди ко мне!
Она стала читать заклинание, но Диоргиль не появилась. Зеркало оставалось тихо и пусто. Ортанс схватила его, размахнулась и бросила на пол, слушая, как оно разбивается на тысячи осколков.
…
Изабель очень хотелось поделиться с Эстеном своими наблюдениями, обсудить все, что произошло, но она боялась, что он сочтет ее сумасшедшей.
Все зеркала в замке действительно сняли. Изабель вынуждена была смотреться в воду в миске, чтобы увидеть свое отражение. По утрам она ощупывала руками прическу, чтобы понять, что соорудила у нее на голове служанка. Оказалось, что жить без зеркал весьма сложно, но с тех пор, как они исчезли из замка, в ее снах воцарился мир и порядок. Она не видела больше лабиринты, она не блуждала по ним и не говорила с Диоргиль через стекло.
Франсуа был сам не свой. Он то впадал в безразличие, и сидел целыми днями в кресле, уставившись в огонь камина. То наоборот, он начинал нервничать, вскакивал, ходил по комнате взад и вперед, заложив руки за спину, что-то бормотал себе под нос. А однажды ночью Изабель проснулась, услышав, как он рыдает в подушку. Она не пошевелилась, понимая, что лучше не показывать, что она видела его в момент слабости. Ей хотелось утешить его, но она лежала очень тихо, слушая всхлипы. Ей было страшно и неудобно слушать чужое горе. Бедный ее муж, узнавший истинную причину смерти любимой, переживал те времена снова и снова.
Спустя какое-то время в замок привезли портрет Валентины, который Франсуа заказал в Париже. Он был помещен в супружеской спальне, прямо напротив кровати, а комод, стоявший у стены, тут же превратился в алтарь. Каждое утро Франсуа шел в поле, где собирал букеты полевых цветов, и ставил их перед портретом. Вечером он зажигал свечи, чтобы было хорошо видно красавицу Валентину, и часами мог молча любоваться ею.
Изабель было неуютно под ее взглядом. Она не ревновала, потому что не испытывала любви к Франсуа, но ей было неприятно видеть лицо Валентины каждый раз, когда она пробуждалась ото сна, и каждый раз, когда она ложилась в кровать. Ей хотелось как-то утешить супруга, но она не смела сказать и слова, помня, как он кричал на Диоргиль. Ей не хотелось бы оказаться на ее месте.
…
Ему снилось, что мир стал другим. Будто дороги похожи на зеркало и отражают небо. Будто кони скачут по этим дорогам, выбивая искры из серебристой поверхности и копыта их не цокают, а идут совершенно беззвучно. По бокам от дорог он видел высокие каменные сооружения, типа башен, и башни эти светились, если правильно петь. Он вспомнил, как пела сестра его Изабель, и как граф расспрашивал его о ее голосе. Вот для чего ему ее пение, догадался он. Изабель умеет петь для башен.
— Приветствую...
Перед ним стояла красивая женщина с волнистыми белесыми волосами. Они рассыпались по плечам, как морская пена, делая ее похожей на призрака. Глаза ее, цвета молодой весенней травы, смотрели на него с интересом, будто изучали.
— Добрый день, мадам.
Платье на ней было какое-то слишком уж простое. Белое, без всяких вышивок или там кружев. Просто белое, как снег, как ее волосы, как облака, отражающиеся в зеркале дороги.