Лаг отсчитывает мили (сборник)

Милютин В.

— Идите отдыхайте, Ганюшкин. Вы не знаете Смолина. Он гордый. Все перенесет. Неужели вы думаете, что он слабее вас?

Вновь загрохотали дизели, и Смолин не слышал, чем закончился разговор. А спустя несколько минут Поторочин спустился в трюм. Осмотрел все хозяйство, наклонился к уху Смолина, чтобы перекрыть шум двигателя:

— Держитесь? Молодец! Я знал, что вы крепкий.

Качка не унималась. Но Виктору почему-то стало легче. Вахту он выстоял. Уже укладываясь на койку, матрос с удовлетворением отметил: все-таки выдержал!

…Виктор

медленно идет по знакомому каменистому склону. Захотелось побыть одному. Он оглядывается вокруг. Те же пустынные сопки. Но почему они стали вдруг такими красивыми? Какой простор, как легко дышится здесь! После похода особенно мила родная земля. Вон у пирса корабли. Там его лодка. Теперь он узнает ее из тысячи. Даже не глядя, почует сердцем.

Над обрывом стоит моряк. Заслышав шаги, он оборачивается.

— Смолин! — окликает старшина Поторочин. — Тоже пришли полюбоваться? Хорошо, правда?

Много хотел сказать в ответ матрос. А сказал только:

— Да, хорошо!

Но Поторочин и так все понял. Старшина любит пояснять подчас очень знакомые вещи, но сам понимает людей с полуслова.

Черточка на карте

Марина бесшумно бегала по комнате, накрывая стол к вечернему чаю. Лицо ее так и сияло радостью. Муж дома! С приходом Николая все вокруг будто меняется, светлеет. Даже не обескураживает его снисходительно — покровительственный тон, — так брат разговаривает со своей младшей сестрой…

Она украдкой взглянула на мужа. За несколько месяцев совместной жизни она еще не сумела до конца разгадать его. Он любит ее. Сомневаться в этом — значит сомневаться и в своем чувстве. А оно так огромно, что, кажется, кроме него, ничего в тебе не осталось.

А все-таки трудно примириться с его службой. Случается, корабль отнимает у нее мужа на целые недели. Не только во время походов: даже когда корабль у стенки, Николай не каждый вечер вырывается домой. Да и дома он живет интересами своего корабля. Придет веселый, ласковый, скажет, что крепко скучал по ней, а потом, глядишь, опять за книги. И не тронь его: до глубокой ночи будет читать, покусывая кончик карандаша.

Вот и сейчас. Только что с ним по путеводителю гадали, где будут отдыхать в отпуске, а отошла от него— уставился в раскрытую карту морского побережья, а думает вовсе не о курортах. Что-то вымеривает, чертит карандашом, отточенным, как иголка.

— Все правильно, Маринка! — воскликнул он, отвечая на какие-то свои, не высказанные вслух мысли.

Поднялся. Могучий, ладный. Она своей головой еле достает узел его галстука.

— А теперь угощай, хозяйка!

И сразу исчезли недоумение и тревога. Вот всегда так. Да разве можно на него сердиться!

За чаем Николай похвалился:

— Задача мне досталась с дюжиной неизвестных. Неделю голову ломал, а все же решил!

— Ты же такой — не отступишь!

— Сейчас еще раз проверю и пойду докладывать.

— Снова уйдешь? — встрепенулась она.

— Да

на часок всего. Пока ты просмотришь тетрадки своих учеников, я вернусь.

…На следующий день она провожала его в дорогу. Появился он под вечер, разгоряченный быстрой ходьбой.

— Маринка! Собери мои пожитки. Спешу.

— Надолго?

— Да нет, скоро вернемся.

— Прошу — береги себя.

Он сжал ее руку:

— Ничего со мной не случится. И почему ты так моря боишься?

— Злое оно — нас с тобой разлучает.

…Отряд кораблей должен был подойти к отдаленной базе «противника» и нанести по ней «удар». Задача усложнялась тем, что весь путь предстояло пройти скрытно от «противника» — от его кораблей и авиации. Над этим и бился штурман Николай Ветров. Предложенный им план вызвал много споров. Еще бы! В несколько раз удлинялся путь. Десятки часов корабли должны были идти на север, в сторону от цели, а ночью изменить курс и, прижимаясь к гористому берегу, на повышенной скорости проскочить огромное расстояние. Такое решение мог выдвинуть только превосходный моряк, знающий бесчисленные извилины береговой черты и все разнообразие глубин у побережья. Командиру соединения понравилась смелость и оригинальность решения.

…Вторые сутки продолжался поход. Черно-синяя ночь — такие бывают только на юге — окутала море. Корабли шли с погашенными огнями. Поднявшись из штурманской рубки на ходовой мостик, старший лейтенант Ветров всматривался в смутные очертания берега. Во тьме мерцали редкие огни селений. До цели оставалось около сорока миль. Офицеры на мостике то и дело поглядывали на небо. Оно начинало светлеть. Но это было не страшно: тень гор укроет корабли от первых лучей солнца.

Ветров внимательно следил за движением кораблей. Казалось, курс был рассчитан им до мельчайших подробностей, и все же в душе не утихала тревога.

Ветров вспомнил тот вечер, когда после чая, придирчивый к самому себе, он в сотый раз проверял свои расчеты. Марина сидела рядом и все удивлялась: «И как это вы плаваете по морю? На сотни километров вокруг вода и вода! Страшно!» Николай улыбнулся: «Эх ты, учительница!» Но наивность ее показалась ему тогда особенно милой.

А как заботливо она собрала его в дорогу! В чемодане Николай нашел все необходимое в длительном походе: несколько пар белья, носовые платки, бритвенный прибор, мыло, одеколон, папиросы… Сам он не смог бы так тщательно все предусмотреть.

На душе стало теплее. Какое это счастье знать, что тебя ждет на берегу родной, самый дорогой тебе человек!

— Прямо по курсу маяк! — доложил сигнальщик.

Значит, база «противника» совсем близко. Послышался приглушенный топот ног. Матросы занимали места у ракетных установок и орудий. Люди замерли в напряженном ожидании. Только гул машин и плеск волн за бортом нарушали предрассветный покой моря.

И в этой тревожной тишине, когда отчетливо слышишь биение собственного сердца, вдруг необычно громко прозвучал возглас: