Ласточкин хвост
Шрифт:
— Ммм… о билетах по физике. Ты же знаешь, я не начинала готовиться к экзамену.
Это было правдой. За последние месяцы успеваемость у Гёды закономерно упала ниже плинтуса. Блистала она разве что на истории, да и то редко — когда вспоминала по теме занятия что-нибудь из рассказанного Рейнартом. В учебниках о таком обычно не писали.
— Могу дать конспекты, если хочешь, — он нарочито небрежно пожал плечом, и девочка спрятала улыбку. За время восьмого класса, что носил в их в гимназии статус «порогового», Петер сильно изменился. Вытянулся вверх, посерьёзнел и стал ответственней
Если так, то они наверняка будут видеться в коридорах Университета, о котором Рейнарт столько рассказывал.
— Было бы здорово. Забегу за ними сегодня вечером, ладно? — девочка и сама не заметила, как быстро они оказались возле дома. Балансируя на нижней ступеньке крыльца, она замерла в ожидании ответа.
Петер с готовностью протянул ей портфель.
— Может, в кино тогда? Во «Вспышке» как раз новый фильм крутят.
— Опять про войну?
— Ну, — он замялся, — и про любовь тоже. Нату понравилось.
Натаниэль был старшим из братьев Симонсов и готовился в начале лета примерить мантию выпускника. В последний год он почти не водился с «мелкими» — не по статусу было. Да и новые увлечения появились: всё свободное время проводил в отцовском гараже, где хранил сокровища — дальномерный фотоаппарат со всей начинкой и запасами плёнки. Вот уж на что Гёда хотела бы посмотреть, да только кто позволит?
— Во сколько начало? — она прикинула, что скажет на это Рейнарт и закусила губу.
— В семь.
— Тогда по рукам, — шлёпнув по подставленной ладошке, она взбежала вверх, на ходу доставая ключи.
— Буду ждать в полседьмого! — уже из-за двери раздался голос Петера, и девочка улыбнулась, скидывая пальто.
Тётя Лейсбет была дома. На кухне что-то стучало, скворчало и невообразимо вкусно пахло. Гёда даже пожалела о том, что стрелки часов приближались к трём: ей ещё нужно добежать до набережной. Рейнарт при дурном настроении превращался в скрягу — возьмёт и заставит повторять седьмой круг форм, на котором она до сих пор спотыкалась.
Девочка поморщилась и, скинув сапоги, заглянула в кухню.
— Пахнет просто потрясающе! Но я опоздаю сегодня на ужин, — она выгнула брови извиняющимися «домиками», — прости, ладно?
— Ну что за вечная спешка? Сядь хоть сейчас поешь.
Даже в домашнем платье и с выбившимися из-под заколки волосами она была красивой — как всегда. Той мягкой, но уверенной красотой, которой не нужны ни дорогие украшения, ни броский макияж: её и без того разглядит каждый, кто не слеп. Гёделе с раннего детства мечтала быть хоть немного похожей на тётю Бет, но пока что их роднил только цвет волос — каштановый, отливающий на солнце осенней рыжиной.
— Я в буфете поела. Мне только переодеться, — юркнув в спальню, она уже стягивала через голову школьное платье. С оглядкой на вечер пришлось надеть тёплые чулки и свитер. Захлопнув дверцу гардероба, она с раздражением выдохнула: из зеркала на Гёделе смотрела жуткая растрёпа.
— Иди сюда.
Тётя Бет подошла с гребнем и, развернув её за плечи, принялась за работу. Пальцы легко скользили по прядям, осторожно расплетая спутанные узелки,
Две минуты, и тугая коса легла короной вокруг головы. Поцеловав тётю в щёку, девочка метнулась обратно к двери.
— Неужели обязательно бегом? Он ведь никуда не денется.
Гёделе мотнула головой.
— Нет, я и без того много дел натворила в прошлый раз. Не хочу больше, — зашнуровав размокшие сапоги, она выпрямилась и посмотрела на тётю с внезапной искрой озарения. — Слушай, а что если я позову его к нам?
Почему-то раньше эта простая мысль не приходила ей в голову. Всю долгую зиму она проводила вечера под крышей дома номер восемь в переулке Ваасрихт. С наступлением весны они с Рейнартом стали выбираться на прогулки в те места Ньив-Дармуна, где редко бывали случайные прохожие. Но до сих пор она не догадалась пригласить его в гости.
— В воскресенье, например? Ты могла бы испечь свой любимый вишнёвый пирог. Вернее, мой любимый, — от стыда Гёда зачастила, но поймав ответный взгляд, осеклась. — Что?
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Почему нет? Он просто… — «совсем один» едва не сорвалось с губ. Если бы Рейнарт мог слышать её сейчас, она бы уже горела, как спичка, от испепеляющего взгляда. — Он так много для меня сделал, а я…
Кастрюля на плите зашипела, звякнула крышка, и тётя Бет крикнула уже с кухни:
— Обсудим это в другой раз, хорошо?
— Хорошо, — почти неслышно ответила Гёда, выходя из дома.
И всё-таки она спросит его сегодня. Обязательно спросит.
Десять минут по проспекту, две — наискосок через парк, и вот уже позади осталась дорога, отделявшая Гёделе от набережной.
У пешеходного моста, опёршись на перила, её ждал Рейнарт.
II
Пологий берег Хелскё тянулся на милю вперёд. Там, за тремя мостами, шумел гудками пароходов столичный порт, но здесь всё было иначе. Тишина, разлитая в весеннем воздухе, нарушалась только хрустом гравия под подошвами сапог.
По искрошившимся ступеням они спустились вниз, к самой воде, пройдя под тёмной громадиной моста. Ветер у реки чувствовался острее — жалил щёки, почти как зимой, и Гёделе ощутила мимолётную радость оттого, что не побрезговала свитером. Нахохлившийся в своём дырявом плаще Рейнарт напоминал сыча, что выбрался из дупла против воли. То есть, ничем не отличался от себя обыкновенного — недовольного всем ворчуна-волшебника, к нелюдимому нраву которого она привыкала без малого полгода.
Подстраивалась под расписанные по минутам «сессии», сносила придирки и терпела жуткие бытовые привычки, которыми он, казалось, решил вывести её из себя, чтобы наглая девчонка сбежала через неделю после знакомства. Впрочем, Гёда разгадала его намерение почти сразу и просто терпела, сжимая зубы, пока в один прекрасный день не решила принять условия негласного соревнования. С тех пор дистанция меж ними сократилась на расстояние вытянутой руки, и ей было позволено оставаться с ночёвкой, когда пожелает.