Лауреаты
Шрифт:
– Подарок. Ну что, двинули?
– Мне вот почему-то водку не дарят… – с задумчивым намеком сообщил Красовский.
– Не хорони себя раньше времени-то. Может, все еще впереди, – утешил я. – Зато в их гадюшнике меньше потратимся.
Буфет-ресторан во Дворце съездов огромен. Я думаю, туда без особых усилий можно уместить пару тысяч желающих.
Чувствовалось, что именно здесь в свое время проводила основной досуг съездовская массовка. Да и сейчас он был заполнен
Красовский взял у стойки привлекательную по цене закуску. Мы присели за первый попавшийся столик. И без промедления осушили за все тех же талантливых себя.
– О-о, смотри, – указал Красовский. – Вроде, Полина Русова?
Действительно, эстрадная звезда снизошла до культпохода по местам общепитовской славы. Может быть, из обычного желания совершить вечернюю прогулку. Размять внезапно застоявшиеся без сценического перепляса ноги.
А может и в безумном стремлении отведать от щедрот местной кухни.
Звезду сопровождали два здоровенных амбала. Молча и непреклонно пресекавших любые попытки общения со стороны менее звездных граждан.
На не слишком сытый желудок водка забирает почти мгновенно. Я уже пытался каламбурить:
– Поля Русова – это что, от «Русского поля»? Была такая песня, музыка Френкеля, стихи, по-моему, Инны Гофф…
Сережа решительно отставил рюмку.
– Пойду-ка познакомлюсь. Может, потом что-нибудь ей предложу. Что-нибудь из нашего. Пусть поет.
– Брось, – неуверенно отверг я. – Сейчас не нужно, наверное. Не та обстановка. Тут проще по морде схлопотать… Что ты ей скажешь?
– Как что? Так и скажу – композитор Красовский. Лауреат…
Отговаривать было бесполезно. Того, кто уперся рогами в землю, трудно сдвинуть без бульдозера.
Красовский вернулся через двадцать секунд. Красный и нахохленный, как осрамившийся петух.
– Чтоб я ей… Когда-нибудь… Этой трамвайной хамке… Не дам! Никогда в жизни, ни одной песни!
– Что она тебе ответила?
– Что она ответит? Она ж меня якобы не знает. И знать не желает. Думаешь, от большого ума?
Других леденящих душу подробностей я так и не дождался.
Разговор, понятное дело, велся о своем, о нетленном.
Я пересказал Сереже подсмотренный в телеящике сюжет – о первой и пока единственной в мире электростанции, работающей на сухом коровьем навозе. Расположена станция в небольшом индийском селении. Мощности хватает, чтоб несколько часов в сутки питать это селение светом.
Причем местные жители по религиозным соображениям коровьего мяса не потребляют. Священных животных разводят исключительно ради дефицитного навоза.
Хороший такой сюжет. С большим намеком на светлое индийское будущее.
Нечто
Это не хорошо и не плохо, это так, как есть. Сейчас за большие зеленые бумажки можно сделать поп-звезду из любого подручного материала. Соответственно, на телеэкранах замелькали девочки с мелкими грудками и богатенькими папиками. Про каких еще в тридцатые годы классик юмористики писал что-то вроде: «С вашим голосом нужно петь в сарае. И вам хорошо, и дровам приятно».
Они делают именно то, чего от них ждут. Они выдают свою жидковатую песенную продукцию сродни священным индийским коровам. А народ за это их все равно любит.
И в результате, заключил я, мы имеем то, что имеем – очередное эстрадное говно вприпрыжку.
Сережа мычал в ответ о сволочизме отдельных популярных певцов. Тех, которые считают, что они именно пуп земли, а остальные – то, что ниже пупа.
– Из всей музыкальной культуры уяснили только одну фразу: «Эй вы, сучки, где же ваши ручки?» – а гонору выше крыши. Уже и Моцарт рядом не валялся. Еще и авторам ни хрена не платят! А интервью послушаешь – такие все добрые, сил нет. Как же, яйца варят – бульон нищим отдают…
Правда, по мере убывания волшебного напитка наши взгляды на современную эстраду становились все более терпимыми.
Выяснилось, что там масса интересных исполнителей. Да и народ в основном подобрался талантливый и душевный. И вообще пора ехать на вокзал и там в ожидании поезда добавить где-нибудь в кафе.
Тем более, что сколько водки не пей, а организм все равно на девяносто процентов состоит из воды.
Мы распрощались с Дворцом съездов, нырнули в метро и уверенно осуществили задуманное. Заодно взяли по стакану кофе – чтоб не слишком развезло.
Выложили дипломы на столик, имея в виду, что пьянка без тостов полностью теряет свое воспитательное значение.
Возле стойки замызганный старик лет восьмидесяти просил у молоденькой барменши налить сто граммов водки. Та сухо объявила:
– Двадцать рублей.
При этом окинула клиента недоверчивым взором: мол, есть ли у тебя такие непомерные деньжищи?
Дедок извлек из недр зипуна новенькую сторублевую купюру. Барменша мгновенно подобрела:
– Может, вам еще чего-нибудь?
Ненавязчиво предлагая какую-нибудь закуску местного производства.
Старик грустно улыбнулся:
– На всю сдачу – любви!..
Я чуть не хлопнул себя по лбу. Надо же, со всей этой суматохой почти забыл что у меня-то любовь еще имеется! Моя ласточка уже, небось, извелась, посматривая на телефон. И капают ее дивные слезы в тарелку с остывшим борщом.
А я, как предпоследняя скотина, бездумно распиваю вредный для здоровья алкоголь.