Лаванда для отца-одиночки
Шрифт:
Она не закрыла за собой дверь, и в туалет заглянул кто-то из девушек.
— Тебе плохо, да? Держись за стенку, вот так, сейчас нальём воды, — девушка-блондинка серьёзного вида открыла дверь и крикнула: — Филиппа или Марианну сюда, пожалуйста.
Прибежала девушка с розовой прядью в волосах, улыбающаяся и очень красивая. Увидела Юму и перестала улыбаться.
— Интоксикация, — сказала она. — Сейчас будем спасать. Пить воду можешь? Понадеемся, что не всё успело всосаться в желудок, да?
Юме дали
— Так, ребята, рассказывайте, где она живёт, её нужно срочно домой, — говорил тот красивый парень… Жанно, вот.
Он похож на Мари-Изабель из класса А. Только у неё нормальные глаза, а не как у кота… А он держится, как нормальный человек, носа не задирает.
— А её родители не убьют за такое? Может, ей наоборот, проспаться? Меня бы мать убила, — говорила какая-то девушка.
— У неё отец, он вообще нормальный, наверное, не убьёт. Меня вот может убить, я ж её позвал, — а это Фред.
Юма думает, что папа никого не убьёт, папа же хороший. А мама бы убила на месте прямо всех. И папу тоже, за то, что отпустил. И вообще папа сказал позвонить ему, когда она соберётся домой. Но ей так плохо, что она не может встать.
Её снова тошнило, с ней снова производили какие-то лечебные процедуры, а потом Фред вытащил из её кармана телефон.
— Ну я звоню, короче.
Юма не сразу поняла, кому он звонит. А потом как поняла! Наверное, так и надо. Пусть папа заберёт её домой…
Парни нашли её куртку и рюкзак, помогли одеться и вынесли наружу. Она и пикнуть не успела, а её уже несут! Тот здоровенный рыжий, его зовут… как зовут? Флинн.
На улице стало немного лучше. Когда подъехала папина машина, Юма уже даже почти продышалась.
— Простите, господин Жервез, так вышло, — говорил папе растерянный Фред.
— Уж вышло, так вышло, — вздохнул папа. — Ну что, поехали домой?
— Да, папа, поехали, — она сама изумилась, каким несчастным голосом это сказала.
— На заднее сиденье, я присмотрю, — о, тут и госпожа Лаванда тоже.
Правда, по дороге госпожа Лаванда держала руку на лбу Юмы, и оттуда пробивался такой же свет, как от рук целителей. И становилось чуточку, но легче.
А дома папа довёл до комнаты, а госпожа Лаванда помогла раздеться и лечь. И напоила каким-то горьким отваром, от него стало немного проще, и поставила рядом таз — сказала, на всякий случай.
Не надо никакого всякого случая, хорошо? А пить Юма больше никогда в жизни не будет. Потому что всё было так здорово, и чем закончилось? У-у-у-у, дурацкая взрослая жизнь!
22. Никто не скажет, как правильно
22. Никто не скажет,
Тео сидел в гостиной, дурак дураком, и снова не знал, что делать дальше.
Наверху Лаванда осталась с Эжени и сказала, что справляется. К нему пришёл Трофей, с громким мурканьем заскочил на спинку дивана и уселся там, сверкая своими янтарными глазами.
Вообще, конечно, дело житейское. Все когда-то так попадали, в юности-то, и видимо, не только мальчики, девочки тоже. Всё дело в том, что нет опыта, но какой, к дьяволу, опыт в неполных шестнадцать?
Сам он пару раз встрял подобным образом ещё до окончания школы, и потом матушка вздыхала и выговаривала, что так нельзя, а отец посмеивался и говорил, что нужно пробовать заранее, и лучше делать это понемногу и дома. И давал попробовать, что уж, и говорил, что делать, чтобы не опьянеть быстро и тяжело. А Эжени, кажется, никто не говорил. Ну, скажет он ей наутро, что нечего пить, потому что маленькая ещё, и что? Она разбежится послушаться?
Поэтому-то он и не знал, куда девать злость и беспокойство.
И на кого злость? На неё? Да чего там злиться-то, попала во взрослую компанию, а там никто за ручку не водил. И компания-то, как понимал Тео, приличная — даже пара целителей нашлась, и там на месте ей помогли, и ему позвонили, и на улицу вытащили. И выглядели очень изумлёнными, потому что свои-то вроде взрослые уже, а парни Филибера, наверное, если и пили, то немного совсем, а может, и вовсе нет. Самым изумлённым был старший Филиберов племянник, тот самый чемпион и студент-боевик. В другой ситуации Тео бы даже посмеялся, вспоминая его лицо, но… что-то невесело.
Сверху спустилась Лаванда.
— Я оставила дверь приоткрытой, если что, мы услышим, — и села рядом. — Ничего страшного, поспит, завтра пострадает ещё немного, и всё будет в порядке. Не ругай её утром слишком сильно, хорошо? Она, наверное, не знала, что так получится.
— Да я понимаю, что не знала, — вздохнул Тео, — хорошо понимаю.
— Ей и так несладко.
— Вот-вот. Нет, я не собираюсь орать и строить, это ж бесполезно. Ну, наору, она ж из духа противоречия пойдёт и сделает наоборот.
— Не исключено, — кивнула Лаванда.
А потом просто обхватила его за плечи одной рукой, а второй взяла его за руку. И так они сидели какое-то время, а потом сначала Трофей отправился наверх, а потом и они ушли к себе. В конце концов, если что, прибегут.
Но никакого «если что» не случилось, и утром Эжени спустилась вниз — бледная до зелени и совершенно несчастная.
— Есть не могу, — сообщила она первым делом, а Тео с Лавандой как раз завтракали.
— Сейчас сделаем тебе лекарство, — Лаванда принялась кипятить воду и заваривать какую-то траву.