Лавина чувств
Шрифт:
— Будет больно, но необходимо крепко надавить на повязку, чтобы остановить кровотечение, — предупредила она. — Думаю, сейчас вы теряете намного меньше крови, чем раньше. Это повязка, кажется, задерживает ее. — Подняв стоявший рядом фонарь, она вернулась в передний погреб, осторожно пробираясь между разбросанными осколками разбитой утвари и темными лужами пролитого вина. В стене она заметила небольшую полку и еще два кувшина, похожие на тот, который разбитый вдребезги лежал на полу. Взяв один из них, она наполнила его из початой бочки и поднесла Железному Сердцу.
Он жалобно посмотрел на
— Зачем это — чтобы утопить мою печаль?
— Чтобы уменьшить боль и отчасти возместить кровь, которую вы потеряли, — ответила она суровым тоном.
Железное Сердце дрожащими руками приподнял кувшин, сделав небольшой глоток с отбитого края.
— Будем здоровы, — иронично провозгласил он тост. — Теперь поторопитесь, уходите отсюда поскорей. Что приятного в том, чтобы наблюдать, как умирает пьяница?
Линнет строго посмотрела на него, сощурив глаза.
— Можете пить, сколько хотите, — сказала она, — но не смейте умирать! — Склонившись над ним, она горячо поцеловала старика в щеку, затем, выпрямившись, махнула рукой Тилли, приказывая идти дальше.
Железное Сердце несколько секунд следил, как их маленький огонек исчезает, двигаясь по направлению третьего погреба, и снова поднес кувшин к губам. Из-за потери крови его на самом деле мучила жажда. Он почувствовал сильную усталость и холод, идущий снизу, с пола подвала, и пробирающий его до костей. Сколько нужно времени, чтобы умереть? Он закрыл глаза, но потом вспомнил, что Линнет наказала ему пить вино. Кувшин казался таким тяжелым. Он с трудом оторвал его от земли и пригубил, кашлянул, снова глотнул и устало опустил ноющую руку.
В кладовой для хранения мяса сильно пахло, и это несмотря на низкую температуру внутри стен из песчаника. Желудок Линнет сжался, рот наполнился слюной, так что ей пришлось отвернуться в сторону, чтобы сплюнуть. Колышущееся пламя свечи у Тилли осветило дыру в дальнем конце подвала, явившуюся источником спора между Железным Сердцем и его соседями.
— Нам нужно как-то оторвать эти доски, — сказала Тилли. — Оставаться внизу небезопасно. Они очень скоро пойдут по нашему следу. Мой бедный Джонас... — Ее двойной подбородок затрясся.
— Тилли, мне ужасно жаль... — начала Линнет, зная, что любые ее слова сейчас будут неуместны, но пожилая женщина сама тихо ее прервала.
— Нет, госпожа Линнет, очень мило, что вы утешаете меня, но мне сейчас все равно ничего не поможет. Ведь его этим не вернешь. — Тилли сжала губы и часто заморгала. — Он уже мертв. Сейчас нам хотя бы сохранить собственную жизнь.
Слегка прикусив язык, Линнет кивнула, понимая, что за резкостью этой женщины скрывается попытка забыть о горе. На каменной плите, выдававшейся из стены, лежали тушки двух облупленных овец, и ей пришлось опять проглотить слюну, прежде чем она вновь смогла заговорить.
— Можно воспользоваться мечом, — предложила она.
— Вы сломаете лезвие, миледи.
— Думаю, оно никак не пострадает, если засунуть рукоятку вот так. — Она поместила головку меча,
— Еще слишком узко, — произнесла она, с сомнением рассматривая отверстие и потирая руки о свои бока.
Линнет удалось ослабить еще несколько досок, и Тилли с Эллой оторвали их. Женщины высоко подняли свечу над дырой, увидев, что она ведет в небольшой пыльный подвал, наполненный связками соломы и лозы, законченными и наполовину не доделанными плетеными корзинами, а позади них находилась лестница, ведущая к темному дверному проему.
— Мастерская старого Эндрю, — выпалила Тилли. — Дверь открывается прямо в сад, между шпалерами виноградной лозы. — Ее упитанное лицо поморщилось. — Нельзя сказать, что там будет намного безопаснее, если не считать, что дверь его подвала хорошо спрятана за зеленью, а он сам не особенно богатый человек — грабить почти нечего.
«Но они здесь рыскают не только ради грабежа», — подумала Линнет, вспомнив обмен фразами между воинами в переднем погребе. Искали ее, Роберта и Железное Сердце, и один Бог знает, зачем. Гнев из-за беспомощности вспыхнул в ней с удвоенной силой, обжигающий, как огонь, и придал ей мужества.
— Держите свечу повыше, — велела она Тилли. — Я пойду первой, а вы потом передадите мне Роберта. Вот, сладкий, возьми пока меч.
Брешь, напоминавшая непрозрачное окно, помещенное в середине стены, оказалась небольшой, и ей понадобилось подобрать юбки и засунуть их за пояс, чтобы протиснуться через нее. Воздух по другую сторону пропах мякиной и опилками, оставшимися от ремесла старого Эндрю, и заставил ее чихнуть. Она прикрыла рот ладонью, но, казалось, будто все еще звучит эхо.
— Протяни мне меч, — обратилась она к Роберту. — Рукояткой вперед: здесь очень темно, и я не хочу порезать себе пальцы.
Послышался резкий скрежещущий звук. Воспользовавшись случайными отблесками света от фонаря Тилли, Линнет нащупала рукоятку, переправив меч на свою сторону. Роберт проворно полез следом, как маленькая обезьянка. Помогая сыну спуститься на землю, она почувствовала, как он весь дрожит, но сам не говорил ни слова и не хныкал.
Затем внезапно, не оставляя времени для того, чтобы убежать или спрятаться, дверь в подвал Эндрю распахнулась, и яркий солнечный свет залил дюжину ступенек, ослепляя Линнет и Роберта.
— Говорю вам, у меня нет ничего ценного! — проскулил старческий надломленный голос. — Посмотрите сами. Это моя мастерская!
— Ничего ценного? Я бы так не сказал. Похоже, что у тебя здесь в соломе сплели гнездо две маленькие птички.
Глаза Линнет постепенно привыкали к свету, и она увидела широкоплечего облаченного в доспехи воина, стоявшего на верхней ступеньке лестницы и улыбавшегося, глядя на них. Сухопарый старик болтался у него на кулаке, уцепившимся за край его коричневого фланелевого капюшона.