Лавка сновидений Юнсыль
Шрифт:
— Пожалуйста, только не в полицию.
Такое необъяснимое упрямство заставило Юнсыль взорваться. «Бульдозер» начал набирать скорость — остановить его теперь не мог даже Кассель. Юнсыль бросилась к женщине, как будто собиралась с ней драться. Кассель быстро схватил подругу сзади, но ему удалось удержать ее лишь от физической борьбы.
— Эй, ты! Ты в своем уме? Никогда не слышала, что домашнее насилие заканчивается убийством? Дальше будет только хуже! Ты сошла с ума? Тебе нужно, чтобы с Хаён что-то случилось, чтобы ты наконец очнулась?
—
Хотя Кассель и продолжал крепко держать Юнсыль, она изворачивалась и пыталась пнуть женщину, параллельно отцепляя сжимавшие ее плечи пальцы принца. Кассель посмотрел в сторону спящей Хаён, опасаясь, что девочка проснется и снова начнет плакать.
Вдруг во всем этом хаосе раздался спокойный женский голос:
— Я сама сообщу.
Потрясенная Юнсыль прекратила попытки вырваться из рук Касселя. Друзья удивленно уставились на женщину. Она больше не рыдала, а в ее глазах появился металлический блеск.
— Не волнуйтесь, я сейчас же позвоню в полицию. Я люблю своего мужа, то есть нет, я любила его, но Хаён для меня важнее всего на свете. Поэтому, пожалуйста, позвольте мне самой защитить ее. Разрешите сделать хотя бы это…
Дрожащими руками она набрала 112, обдумывая, не лжет ли сама себе, утверждая, что сможет заявить о случившемся.
— Алло, это полиция? Я хочу сообщить о домашнем насилии…
Несколько дней спустя
Кассель осторожно положил в шкаф флакон с пыльцой, полученной из сна Хаён. Порошок неярко сверкал, что говорило о ее нестабильном душевном состоянии в тот момент.
Юнсыль что-то смотрела в телефоне, как вдруг наткнулась на статью в интернете.
— Кассель, прочитай.
«Тридцатилетний мужчина угрожал своей семилетней падчерице и говорил, что “сожжет ее заживо”».
Статья описывала не только то, что Хаён рассказала в Лавке, но и другие издевательства, которым отчим подвергал девочку. Говорилось даже, что он угрожал ей чуть ли не ежедневно. Один адвокат в интервью с журналистами заявил, что, если этого мужчину признают рецидивистом, при условии отягчающих обстоятельств его могут приговорить к трем с половиной годам тюрьмы.
Большинство комментариев к посту были адресованы отчиму Хаён. Но в то же время нашлось и несколько замечаний, где ставились под сомнение способность и желание матери распознать домашнее насилие. Хотя почти все они сопровождались ответом: «Вы что, не видите, что мать сама заявила в полицию?»
Закончив читать статью, Кассель спросил:
— Думаешь, с ней все будет в порядке?
— Она в безопасности, по крайней мере сейчас, но… Я все равно беспокоюсь, каким будет приговор. К тому же травма Хаён может быть гораздо глубже, чем мы предполагаем, и к этому надо отнестись внимательно…
— Надеюсь, он получит по заслугам.
— И я тоже! Вообще не понимаю, как можно так поступать с маленьким милым ребенком? Я рада, что на него завели уголовное дело.
Принц взглянул на Юнсыль. Ее глаза сузились, как будто она сильно злилась.
— Хаён еще ребенок, и такой сон мог травмировать ее на всю жизнь. Она и так до ужаса боялась своего отчима. Почему ты тогда остановил меня? Мы могли бы спасти ее сразу, и она не оказалась бы в печи.
Что ж, вопрос закономерный. Кассель предполагал, что в какой-то момент между ним и Юнсыль может возникнуть ссора по поводу случившегося. Принц попытался втолковать ей:
— Юнсыль, я уже говорил тебе, что сон — это часть бессознательного. Некоторые люди боятся кошмаров, но сами по себе страшные сны не вызывают травм.
— Ты утверждаешь, что сон — это часть бессознательного, но при этом искусственно создаешь и продаешь их в Лавке. Разве не пора сменить пластинку?
— В конце концов, сцена, которую они хотят увидеть во сне, уже есть в их голове. Я не создаю сны, а просто выступаю в качестве проводника. Моя роль — вытащить из подсознания покупателя желаемую картинку.
Но убедить Юнсыль оказалось не так-то просто. Перед ее глазами все еще стояла сцена, в которой демон удерживает Хаён. Юнсыль не хотела бы увидеть это снова. Но больше всего она мечтала, чтобы ребенок, которого нужно лелеять и защищать, не подвергался опасности. Неважно, в реальности или во сне.
— Тем не менее я не стану такое терпеть. Давай договоримся на будущее: если наш клиент — несовершеннолетний и с ним начнет происходить нечто подобное, ты останавливаешь сон и что-то предпринимаешь. Согласен?
Было ясно, что спор с Юнсыль может затянуться надолго. Когда у нее такой взгляд, доказывать ей что-то бесполезно. То, что она пошла даже на такую небольшую уступку, — уже чудо. Кассель кивнул, потому что ничего другого и не оставалось. Затем полез в карман, как будто вспомнил о чем-то, и достал кристалл размером с ладонь.
— Совсем забыл тебе сказать. В тот раз я нашел в печи вот это.
— Что за черт! Это же кусок от Камня грез? Как ты его отыскал?
— Я заглянул в печь после того, как мы вытащили оттуда Хаён, и он был внутри. У меня возникло какое-то странное чувство — вот я и решил проверить.
Кассель протянул осколок Камня Юнсыль. Это был второй фрагмент, немного меньше первого. С любопытством осмотрев кристалл, Юнсыль вернула его Касселю.
— Да уж, удивительно. А если мы найдем их все? Они сами друг к другу притянутся?
— Пока не знаю. Но можем попробовать хотя бы с этими фрагментами.
Кассель достал из кармана первый кусочек и, держа по осколку в каждой руке, начал постепенно сближать их. В глубине души принц надеялся, что фрагменты приклеятся друг к другу, как в каком-нибудь мультфильме. Однако осколки никак не отреагировали. Кассель даже попробовал потереть их друг о друга, но ничего, кроме характерного скрипа, не вышло.