Льдом и мечом
Шрифт:
— Милита, ночью нас схватят.
— Узнал только сейчас? — говорит с насмешливым презрением. — Было понятно, что схватят, еще днем. Оказывается, дурачок не только Тиморис.
— И ты все равно…
— Так даже лучше. Пусть нападают, красавцы, у меня будет право порвать всех и забрать все!
Тимориса тоже нет нигде, обыскивает укромные места, в итоге приходится бродить по селению, расспрашивать подряд всех девушек. Те сначала выказывают легкое разочарование, что Эгорду нужен Тиморис, а не они сами, но потом лица озаряются мечтательным выражением, из некоторых удается вытянуть, где все-таки в последний раз видели
У запыхавшейся служанки, таскающей сетки с рыбой, тушки обезглавленных кур и корзинки овощей, узнает, что Тимориса видела на заднем дворе дома старосты.
— Шептался с Лимой, другой служанкой.
Что за напасть? Эгорд укоряет себя за рассеянность, надо было сразу обыскать третий этаж, его же отвели специально для гостей, уж где и отдыхать во все удовольствие…
Тиморис в одной из комнат, замотан в пышное облако простыней в объятиях большеглазой девушки, пунцовые островки на ее щеках сияют как угольки, длинная черная коса оплетает обоих лоснящейся змеей.
— Эгорд, тревога ложная, — добродушно отмахивается Тиморис, Эгорд выдергивает из постели за дверь, воин подпоясывается одеялом, кусок ткани норовит свалиться.
— Ночью нас схватят! — Эгорд встряхивает героя-любовника за плечи.
— Ерунда! — У Тимориса от частых улыбок зубы крупнее и белее. — Развязал язычки красоткам, если на нас и планируют ночное нападение, так только самые страстные дамы, которым еще не довелось потискать великих героев. Или которым показалось мало, ха-ха! И уж точно без всяких мечей, ножей, веревок. — Шепотом шпиона добавляет на ухо: — Даже без одежды…
— Тиморис, мы нужны магам, — как можно спокойнее и внушительнее говорит Эгорд, буравит взглядом безумные глаза друга. — Не как гости. Как пленники. И пленить будут наверняка не местные жители, те лишь напоят и расступятся, а маги. Тиморис, прошу, мы же столько прошли…
— Ну хорошо, — вздыхает воин, на лице снисходительная радость, приятно, что соратник печется о его безопасности, хоть и перегибает палку. — Но ведь до окончания пира все равно ничего не случится, верно? Как только предложат пойти в кроватки, тут же соберусь, буду держать ухо востро, лягу в обнимку с копьем. Ночью. А пока давай развлекаться! Пусть эти умники думают, что мы наивные придурки, это повысит наши шансы. Хотя все же думаю, никакого заговора нет…
— Тиморис…
— Но буду бдеть, — заверяет с улыбкой друг. — Обещаю.
Эгорд осознает: сделал все возможное. Остается ждать, готовиться к битве, надеяться, что и впрямь заговора нет, быть может, наяда примерещилась, опять забыл узнать ее имя…
Мельница на месте, но внутри темно, все синие от вечернего полумрака. Может, и правда никто не живет?.. Показалось…
Глава 13
Приходит на берег, обычно полоска заката на горизонте успокаивает, но на сей раз малиновая прослойка разбита на куски, между ними черное, живое… Ну да, щупальца. Словно прутья клетки. Какие все-таки огромные! Эгорд бредет по лезвию берега, ноги в песчаной каше, пенные ковры воды стелятся внахлест. Кошмарных размеров монстры на расстоянии нескольких метров… и не трогают, словно тысячелетние деревья…
Не покидает тревога и чувство нелепости. Все трое знают: ночью — беда, надо убираться, срочно!..
Оглушить обоих, забрать и улететь? Заманчиво, но… сделать так — признаться, что угроза действительно есть, как и загадочная наяда. Сельчане узнают, что западня провалилась, и обязательно найдут ту, кто гостей предупредил. Найдут и…
Нет, не улетит.
На душе мрак, вокруг — тоже, времени не остается, только и можно переставлять вялые ходули, что зовутся ногами, к неизбежности. Что же, бесы все дери, творится? Хотя… бесы и так уже дерут все и всех по всему миру…
Меж далеких домиков зажигаются окна, факелы, фонари, костры… Гул как в разворошенном улье.
— Слава героям! — кричит кто-то.
— Слава героям!!! — взрывается толпа.
Эгорд плетется среди пляшущих людей, на лицах безумное веселье, руки подбрасывают лепестки цветов, лапти молодых увальней вминают землю в раздольном танце, кружатся визжащие юбки, из кружек плещет пена. Воин-маг позволяет обвешать себя венками, всучить в деревянные ладони кубок, отхлебывает, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, взгляд в пустоту…
Его усаживают за стол между Милитой и Тиморисом. Во главе восседают Деймус, кузнец и толстый творец пиршества, довольный до ушей. Стол тянется вдоль улицы, исчезает во тьме как черный луч, содержимое похоже на пестрый горный хребет. Здесь и бурые нагромождения жареных мясных боков, всяческие заросли салатов, пучки съедобной зелени, лук, чеснок, парующие жерла котлов, горшков и кастрюль с супами и кашами, озера вин, соусов, отдельной скалой высятся бочки с пивом.
Слуги суетятся как пчелы, едва поспевают резать мясо, раскладывать по блюдам, наполнять чаши, кубки, кружки, тяпнуть что-нибудь за щеку. Сотни маленьких водопадов: винных, пивных, суповых, — шипят, пенятся, льются из сосуда в сосуд, течет сплошной рекой звон посуды и галдеж. Ряженые музыканты дудят, хлещут по струнам, бьют в барабаны, люди непрерывным круговоротом льются из-за стола в пляс и обратно.
Тиморис обставлен дымящимися блюдами и кувшинами, девушки оплетают как плющи, лишь торчит голова, волосы как гнездо, глазищи только что вылупившегося птенца.
— А вот когда служил в гвардии… ик… Дасана Жабоглота… такого насмотрелся, чуть не поседел… Да не в тюрьме сидел, а поседел… то есть, не поседел… брр! Налей еще, милочка… Ай, умница, дай поцелую!
Милита, как ни странно, тоже наслаждается, по улыбчивым губам течет вино, глаза в огненной мгле ночи белеют ярче солнца, на щеках ямочки. Немертвая смеется шуткам, откинувшись на роскошный высокий стул, нога на ногу, пальцы играют наполовину испитым кубком. Рядом бородатый верзила пялится на оголенные бедра, живот и едва прикрытые зачарованной сталью груди, ручища опускается на коленку… Из-под плаща в бок наглеца упирается лезвие лука, рубаху облизывает лиловое пламя. Лапа отдергивается, верзила со скрипом отворачивается, глаза вздуты. Милита улыбается как ни в чем не бывало.