Лечение водой
Шрифт:
Вдруг! – «Ого, можно ведь позвонить, предложить встретиться пораньше!» Вскакивает – опять у него как-то жарко прог-ги… бается грудная клетка. И ходит, вышагивает по комнате, но в нерешительности – написать Оле? А может, не надо? Они же договорились встретиться вечером – еще рано писать смс.
Поначалу он держится… нет: качение, качение, с горы, веселый искрящийся лед качение с горы веселый – написать написать ей!
Хватает мобильный, строчит – («Совершенно не могу без нее обходиться!») – сбивчиво пишет, правит слова – «написать, удостовериться, что все хорошо, все закончилось
Он отправляет смс – «Давай встретимся пораньше, к полудню».
И ждет, ждет ответа – надо встретиться пораньше. Но Оля ничего не отвечает.
«Что если что-то случилось? Что если что-то… если я «потеряю», «потеряю» ее испуганный вдох… в конце разговора…
Надо позвонить. А может потерпеть? Ага, я ведь забыл ей сказать, что Уртицкий…»
Он звонит ей на мобильный, но Оля сбрасывает. И потом тут же отвечает по смс, что «сможет только вечером – часов в шесть или семь».
Все страшно и больно затаивается: «Что-то случилось, что-то случилось… – постукивает невыносимая нервная масса в груди. Прогибается – тугая, усталая резина. Жаркая – вот-вот что-то лопнет. Сознание налито испариной.
«А в чем дело? Что-то произошло?» — пишет он Оле.
«Да нет, все в порядке. Просто хотела поработать в лабе», – приходит ответ.
Костя думает: «Что там такого важного в воскресенье?» – вгоняет в смс.
«Что-то не так – что-то тут не так, – короткий нервический шок – за улыбкой на лице. – Сейчас позвоню ей домой… она мне наврала!.. Обнаружу ее дома!»
«Нет, ничего важного, – пишет Оля, – просто я могу приходить сюда, когда хочу. Помнишь? Я говорила тебе…» И сегодня у нее, мол, как раз настроение потискать мышей.
«С чего это у тебя такое настроение?» — отправляет он игривое смс.
«Ну вот так бывает! Встретимся вечером», – приходит со «смайлом»… Только одним. И еще приписано слово напоследок: «Именно!»
Всё! в Косте разочарованно подскакивает. Все ясно, ясно, ясно. «Как только я заговорил о любви… она не хочет – вот так. Выходит, что так». – И потом вдруг разом стихает.
И странно – ни капли сожаления. «Ну ладно. Ничего страшного».
II
Он приезжает на условленную станцию метро, и когда Оля выходит из вагона…
– Привет.
– Привет.
Она улыбается и слегка краснеет. Ее лицо некрасиво, но… зато сейчас очень выразительно. Серебристые глаза.
Страх. «Все, что я думаю – это все не так, – мелькает у Кости. – Это все только мое воображение». Это странное, щемящее чувство контраста между всеми его представлениями, и как Оля вышла к нему теперь, в реальности.
А ведь она просто вышла и улыбнулась. Детскость в улыбке, показала зубы.
– Куда пойдем? – спрашивает Оля.
– Ну здесь, на
Нервический спазм.
– Я тут, на самом деле, мало чего знаю… может, на другую станцию метро поехать? А нет, на самом деле… чего мы сюда приехали и будем уезжать… пошли, может, чё-нить и найдем. Ты тут ничего не знаешь?
– Кажется, здесь «Сбарро» был, – отвечает Оля. Она чуть клонится, смотря на вывеску, и указывает своим маленьким пальчиком. – А нет, это на другой улице. Да пойдем, здесь есть, наверное, «Шоколадница» какая-нибудь.
Когда они поднимаются на эскалаторе…
– Что я тебе еще хотел сказать… – начинает Костя. Он так и не вышел из первой скованности – старается выйти; не смотрит на Олю. – Уртицкий… он же многих дарований кинул. Оставил ни с чем и надул. Вот тебе история прошлого года – он кинул одного писателя… одного парня… Тот узнал, что Уртицкий вошел в жюри одного нового конкурса, отправил свои вещи… Причем те, которыми Уртицкий восхищался. Заметь Оля… – Костя специально поднимает палец.
«Надо делать вид… надо делать вид… будто ничего не слу…» – а сам он внутри весь разомлел.
– Так вот… накануне объявления финалистов… их, кстати, было прилично, Оль… человек тридцать… – «Зачем я говорю всю эту чушь?»
Но он чувствует, что не может иначе. Мне кажется, когда-нибудь ты полюбишь меня… – встретимся только вечером… хотела поработать…
– Но еще до объявления списка финалистов… – продолжает Костя. – Э-э-э… Уртицкий явился в студию с одной своей знакомой литераторшей. Она входила в жюри премии «Литиздат», к которой этот парень, ну… был больше прикреплен, что ли, – он чувствует, как разговаривается. – Больше рассчитывал на премию «Литиздат» – вот это точнее. Короче, Уртицкий с литераторшей его расхвалили, сравнили чуть не с Чеховым… представляешь?! Сказали, что у него, мол, божий дар и все такое… – он старается перейти на ехидство и кислоту. Не больно-то получается.
Они уже вышли на улицу.
Костя видит, что Оля слушает и смотрит на него совершенно как обычно. И веет от нее непроницаемостью и равнодушием.
И тут он не выдерживает. Нет больше сил терпеть.
– Слушай, то, о чем мы вчера говорили… – ах, как же ему хочется…
– О чем? – спрашивает Оля.
Костя бросает на нее взгляд, а затем отворачивается и разочарованно-добро махает рукой в сторону; мол: а! – ладно!
«Как только я заговорил о любви… она не хочет».
Он весь разомлел, весь. Робость так жарко прилила к лицу. И все это происходит с ним не смотря на то, что он не хочет отношений – это так, да; действительно. «Надо продолжить, надо продолжить…»
– Ладно, я не закончил… Так вот… после всей этой «расхвалы», дня через два объявили список финалистов… ну этого нового конкурса, куда этот писатель отправил. Он там себя не увидел, но несильно опечалился – раз ему так намекнули и дали понять.
– А что дали понять? – как-то странно спрашивает Оля.
– Ну ясное дело, что… чтобы он не расстраивался, подождал еще немного и отправил в конце года на «Литиздат»… Куда он изначально хотел, понимаешь? И где он ничего не снискал пока – но она более крупная. И Уртицкий как бы дал ему понять, что может повлиять на решение жюри, поняла?