Лечить нельзя помиловать
Шрифт:
Лестница перед глазами померкла. Что за?..
Меня вышибло из медитации, окатив холодным воздухом, словно толкнули в прорубь на Крещение. Распахнув заслезившиеся глаза, я несколько раз моргнула. Лицо Его Гвардейшества расплывалось неясным тройственным силуэтом, как у больного астигматизмом. Забавно… Рука поспешно вытерла влагу с ресниц.
– Как ты себя чувствуешь? – ноги задрожали от усталости, пришлось облокотиться на руку жениха.
– Превосходно, – с легким недоумением улыбнулся он. – Кажется, даже старая трещина в тазовой кости перестала ныть. Погоди-ка, ты меня вылечила? Отменила сделку?
О, ещё как! Жаль,
Я победила. Я спра…
– Алевтина? – спустя несколько минут позвал капитан, поправляя беспорядочный локон за ушко. – Почему ты так на меня смотришь? Всё в порядке?
– С тобой – да, – во рту мгновенно пересохло от парализующего ужаса.
Вместо четкой картины биополя мага глаза увидели пустоту. Там, где час назад услужливо простиралась карта чужого здоровья, аура отныне безмолвствовала. И вместо золотого жара в моей ладони покоился стылый воздух без капли целительского дара.
Глава 47
– Вылупляйся, птичка, и большая и маленькая, – сероватая скорлупа огромного яйца безмолвствовала.
Домик для феникса и раньше был нелегким, размером с человеческое предплечье, а ныне почти трещал по швам. Поль должен был вылупиться ещё ночью, чего я преданно ждала, запивая ожидание кофе. Вплоть до рассвета оставалось смиренно вздыхать под рассуждения, что природу торопить не следует. Но к полудню начал дергаться глаз.
– Слушай, ты, ощипанный петух гвардейского пошива, выходи, – не утерпела я, постучав по скорлупе. – Смотри, если не выйдешь, сожру тебя на завтрак. Я теперь безработно-голодающая гражданочка, мне простят.
Холеру мне в кишечник, а если с зародышем курсанта что-то приключилось? И не посмотришь теперь, рентгеном не просветишь. Остается лишь уповать на природную инкубацию огненных перевертышей. Но, Гиппократ их покарай, я же точно знаю, что балбес должен был вылупиться еще восемь часов назад!
В роддоме процесс затянувшегося вылупления стимулировали двумя способами: магией и тупым предметом. Первая придает птенчику энергию и силу, чтобы разбить стенки изнутри. Вторая – частично удовлетворяет разъяренную акушерку, несчастливым жребием обреченную стать нянькой переродившемуся оборотню. Да-да, кто в роковой момент не успел спрятаться от глаз новорожденного – тот и «мамочка» до конца недели.
– Настал твой час, подруга, – тяжелое кузнечное орудие радостно сверкнуло на солнце. – Много славных дел мы с тобой натворили, много неадекватных мимокрокодилов гоняли. А сколько воспоминаний, сколько приключений…
Крак!
Длинная кривая трещина молнией расчертила яйцо. Усыпив болтовней бдительность феникса, не успевшего откатиться на безопасное расстояние, я тихонько стукнула кувалдой. Как он из-под скорлупы всё слышал – загадка, но, будучи снова маленьким и безмозглым, проявил преступную беспечность. За что и поплатился, высунув недовольный клювик из образовавшейся дырочки.
И тут же полез творить кровавую вендетту.
– Ах ты ж початок гражданина! – клюнутый палец мгновенно опух и засочился кровью. –
– Пи-пи-пи! – возмущенно пропищали из яйца, мощным ударом когтистой лапки доломав стенку. – Пи!
– Не запикивай меня, цензура запрещена. Ну, жив, цел, орёл? Не от слова «орать», идиёт, замолкни.
Раскричавшийся птенец продрал подслеповатые глаза и покрыл свою благодетельницу толстым слоем благого мата. Причудливо варьируя тембр писка, феникс расправил мокрые нежно-золотистые крылья и совершенно по-собачьи отряхнулся. Порядок, приятель, безусловные рефлексы на месте.
– Жрать хочешь, цыпа? – банка с дождевыми червями хранилась в маленьком холодильном шкафе для лекарств, ныне пустом. – Только не подавись от жадности, жар-птичье племя.
А то не откачаю. Бытие без магии оказалось не просто тяжелым, а катастрофичным. Лучше бы меня лишили руки или ноги, чем отрезать часть души. Магия, без преувеличения, есть душа мага, его крылья, кислород, живая вода. Отчасти потерю дара можно сравнить с потерей зрения – остаешься жалким слепцом, калекой, слабаком, неспособным на привычные вещи.
Поэтому я бесконечно рада, что дорога жизни лишила дара меня, а не Алеона.
Его Гвардейшество, стойко пережив всевозможные бунты, покушения, войны, интриги, предательство отца, половое бессилие и поруганную честь, внезапно споткнулся на мне. Осознав, что Алевтина Пономарёва перестала быть эрлой, капитан Клод невольно запустил пальцы в шевелюру и в молчаливом отчаянии дернул себя за волосы. За частично поседевшие и мёртвые волосы. Россыпь серебристых нитей, появившихся из ниоткуда, напугала меня больше пропавшей магии.
Наверное, все колдуны седеют рано.
– Слушать мою команду. Кру-угом! Гулять по столу строевым шагом… э-э-э, шагом марш! – надрессированный птенец мгновенно развернулся и, шатаясь, побрел к краю столешницы. Память прежней жизни тоже сохранилась, не пострадав от инфекции.
Поселившаяся внутри вен стужа обернулась ознобом и температурой, трепля разом обессиливший организм. Едучи на руках капитана в спальню, я старалась трястись поменьше, памятуя про закон сохранения энергии. Но получалось плохо. Руки-ноги захотели поиграть в желе, потеряв бессознательную опору на дар, и томно растекались по маркизу. Выглядело это жутко, я в отражении серебряных зеркал подглядела.
Первые сутки я, наверное, плакала. Но этот период остался в памяти жирным куриным бульоном, градусником и бережными поцелуями в пылающий лоб. Проваливаясь в забытье, мозг пытался воссоздать лестницу в небеса, упрямо бежал первые три-четыре ступеньки и вновь оказывался в черном нигде. Без ответа, номера для связи и адреса проживания богов, притворявшихся глухими и равнодушными к обычной смертной.
На второй день открыв глаза и не найдя рядом Алеона, я зарыдала. Весьма громко и отчетливо, надо сказать, переполошив всю прислугу. Бедная Лола! Сколько ей пришлось уговаривать меня не нервничать, обещая, что хозяин вот-вот вернется и порадует меня красивыми подарками. Что он вовсе меня не разлюбил и не бросил, просто отлучился, заботясь о моем же благе. Вернувшийся к вечеру эрл Клод застал свою невесту уже спокойной, накормленной и отпоенной пустырником. Заодно порадовал тем, что уладил проблемы с пациентами, столкнувшимися с закрытой дверью моего кабинета. А ещё с Кудряшкой и Женевьевой, потерявшими меня в круговороте событий.