Ледария. Кровь и клятва

Козлова Мария Н.

— Вовсе нет. Это меня и пугает. — Фронадан подал рыцарям вино и с наслаждением растянулся в кресле у камина.

— Чем же, сир?

— В целом — потерей связей и доверия, что всегда ведёт к политическому расколу. Мы уже это видим. А если предполагать смелее — вы не отпустите детей туда, где люди скоро станут вашими врагами.

Рыцари, усевшиеся кругом перед ним, невесело переглянулись. Эван опустил взгляд к полу, царапая золоченый бок кубка.

— Отец леди Уны уже считает чиновников короля врагами, — проговорил он наконец.

— А если точнее?

Эван был огорчен, как будто выдал чью-то тайну.

— Продолжай, продолжай. Мы здесь, чтобы решать проблемы, а не молчать о них. Борги не могут смириться

с тем, что ходят на поклон к незнатным наместникам?

— Точно.

Стерлис выпрямился.

— А наставница леди Хенги постоянно одергивает ее: “Не выноси сор из дома”, — потому что та жалуется, что королевский суд их обидел.

— Тяжба через голову лорда?

— Похоже.

Фронадан потер глаза. Старая песня. Сором этим попрекал Вилиама ещё отец Годрика, желавший судить своих подданных сам, без шанса на выигрыш. Ничто не ново в Берении, но ничто и не изменится — Вилиам утвердил здесь свой порядок, и никогда от него не откажется.

— Так с этим ничего не сделать, сир, — развел руками Дрейгельд, — что жаловаться на закон?

— И правда. Проблему нелюбви к закону нам с вами не решить. — Граф подлил себе вина и устроил под спиной подушку. — Расскажите лучше, о чем, кроме турниров, мечтают ваши леди.

— Вам разве и вправду интересно, сир? — спросил Дрейгельд, оглядывая друзей — на их лицах читался тот же вопрос.

— Конечно. — Фронадан вытянул ноги к огню и пригубил корсийское.

Рыцарь просиял.

— Хорошо. Леди Тана призналась, что хотела бы вместо соколиной охоты затравить сворой зайца, она слышала, что супруга принца Сейтера держит собак, как мужчины. Я думаю, у нее получилось бы, даже Эван не знает о борзых столько, сколько знает она.

Дрейгельд увернулся от тычка в бок, а Стерлис перехватил инициативу, торопясь поделиться тем, что узнал о своей застольной соседке. Фронадан слушал, прикрыв глаза и улыбаясь трогательным заботам людей, не обремененных проблемами королевства. Это были живые, не приукрашенные истории, такие редкие в его кругу и оттого особенно ценные. Рыцари наверняка считали, что он выискивает в их словах крупицы информации — и это было правдой — но куда больше он узнавал сейчас не о беренцах, а о своих подопечных, и знание это теплом отзывалось в сердце.

Дрейгельд был среди них самым шумным — легкий, верткий, всегда готовый помогать, пировать и сражаться. Светловолосый Стерлис легко сошел бы у беренцев за своего. Не жалея сил рассказывал он истории и пел, когда бы ни попросили, но душа его для других оставалась закрытой.

Фартегард, самый внимательный и учтивый, поражал местных иссиня-черной шевелюрой и был простоват на лицо, как горожанин, а не дворянин. Миловидный Эван был самым тихим, но принимал столь искреннее участие в окружающих, что каждая девица Берении считала это личной симпатией и не могла поделить его с подругами.

Когда каждый выговорился, Фронадан искренне поблагодарил их, а рыцари сочли, что, не заметив, добыли какие-то полезные сведения. На самом же деле, их благодарили за то, какие они есть — сам Фронадан к двадцати уже не был так прост и наивен. Неудивительно, конечно, для сына графа Аделарда. Пожалуй, на его месте любой из этих валленийцев думал бы о деле вперёд турниров и миндальных лебедей, но, к счастью, все они были на свои местах. Так что молодых ждали теперь сладкие сны, а Фронадана дела — несколько новых абзацев к докладу королю, чтобы отправить гонца уже через день или два. Он нехотя поднялся с кресла.

— Вы хорошо потрудились, теперь, прошу, отдыхайте. Завтра мы продолжим наши танцы с беренцами, и я жду от вас блестящих пируэтов.

Рыцари, довольные, откланялись, взяли зажжённые свечи и отправились на нижний этаж в отведённую им кордегардию — одну на всех четверых. Размещение вышло неподобающим для королевского посольства, но в Венброге не осталось свободного угла,

который не отделали бы под комнаты дворянства, хотя раньше это могло быть помещение для слуг. Слуги же и вовсе переехали на склады и в чуланы. Что делать, эта скромная земля нечасто принимала высоких гостей, а Фронадан был не обидчив. В Валлении он потеснил бы собственных баронов ради большего внимания гостям, но беренцы не постеснялись показать обиду. Не лучший способ получить от других то, что хочешь, однако, они не прогадали и своего добились, пусть даже Фронадан и сообщал королю обо всем, что расходилось с образом добрых подданных. Даже среди баллад он так и не услышал «Король и Солнце», а уж ее-то исполняли на любом официальном приёме, даже в герцогствах, воевавших против объединения. Война была делом прошлого, а нынешние владельцы земель разделяли взгляды Вилиама на централизованную власть. По крайней мере, они должны были так себя подавать, если были умны. Последнее к Годрику, конечно, не относилось, но Бериг — Бериг был не глуп, и знал, что делал.

Фронадан пошевелил кочергой поленья в камине, чтобы жар огня окутал его целиком, и понял, что решительно не хочет больше двигаться. Он прикрыл глаза и позволил себе пару мгновений просто наслаждаться одиночеством.

Если бы он представлял здесь Адемара, разговор мог быть другим. Наследник был не менее великодушен, чем король, но перемену в отношении судил строго. Большое начинается с малого: неповиновение — с лености, бунт — с пренебрежения. С этим сложно было спорить, однако, не Адемар построил королевство, уже давно не знавшее междоусобной войны. Уступка там, где ответственен, не ослабит короля. Лугана не нашли, денег тоже — ни шенка в сундуках казначейства. Капитан Белард рыл носом землю, гарнизоны раскинули сеть соглядатаев по всей Берении, но единственное, что им удалось обнаружить — два тела сборщиков в болоте на самой окраине. Что это: крупная игра наместника, делёж добычи или случайность?

За окном царила непроглядная ночная тьма, луна скрылась за облаками, а маленьких, северных звезд совсем не было видно. Приближалась полночь, пора закончить сегодняшний доклад, а потом поспать часов шесть и снова браться за наблюдения, встречи и беседы.

Фронадан пересел к столу, заваленному пергаментом и книгами.

Если быть честным, лучшей реакцией на весь этот беспорядок было бы размещение в герцогстве еще пары гарнизонов — для собственного блага беренцев — но Вилиам отказался от этого, чтобы не накалять обстановку. Берения оставалась самой свободной от контроля провинцией, и Фронадана это тревожило. Тагар и Ларез — примеры неудачной свободы, Вилиам дважды вернулся туда с войсками после объединения королевства. Да и какие земли не бунтовали, оставленные поначалу без охраны? Разве что Галас — потому что гарнизоны защищали их от хальтов. Нет, была еще Благодатная долина — отец всегда считал это место одной из самых верных провинций. Действительно, даже ни одна дипломатическая миссия не касалась Марскелла и Берждома с тех пор, как Фронадан стал ездить с посольствами.

Ну вот, он отвлекся и снова вспомнил об отце. Мысли скакали с одного на другое, как дикие олени. Граф Аделард умер девять лет назад и был одним из тех лордов, что всюду следовали за Вилиамом Светлым. Мир, который они установили, нужно было сохранить.

Фронадан разгладил пергамент и выудил из завала свитков чернильницу. К огромному разочарованию, она была пуста, а под свитками растеклось черное пятно. Так и пролежала весь день, а ведь он сам не разрешил Леви трогать бумаги.

Граф вздохнул и взял с сундука колокольчик. Мысли набирали ход и, казалось, если не выложить их на пергамент, можно упустить что-то важное. Он вышел в коридор и позвонил. За углом тут же хлопнула дверь и примчался знакомый мальчишка. Он остановился и по-солдатски вытянулся, запрокидывая голову, чтобы смотреть Фронадану в лицо.