Ледария. Кровь и клятва
Шрифт:
Леди в толпе скривились и протестующе загомонили, рыцари расхохотались. Принц Сейтер, облокотясь всем весом на плечо младшего брата, оглушительно смеялся и хлопал того по груди; видно было, что Бренельду непросто устоять на месте. Глаза сына Сейтера светились восторгом — так он был захвачен блеском и размахом столичного праздненства. Принца Лотпранда в зале не было, старого герцога из Киринсбора тоже. О первом говорили, как о человеке, не нуждающемся в буйном веселье, а второй, похоже, уже не посещал застолья среди ночи. Симель обходила беспорядочно расставленные кресла
— Когда казалось, что все уже кончено, и дракон приблизил ко мне свою пасть — а зубы во-о-от такие, — Ольмерт на мгновение отвлекся, показывая какие у дракона были зубы, — тогда я из последних сил нащупал в скользкой массе свой меч и, пока страшные клыки смыкались на теле, взмахнул клинком… — он махнул бараньей ногой так, что капли жира брызнули во все стороны, — и отрубил чудищу голову! Победа!
Придворные захлопали и Ольмерт вскочил на ноги, отвешивая поклоны. Громче всех хлопал Бренельд, но они с Ганаханом смеялись какой-то собственной шутке. Сейтер шутку услышал и смеялся уже над молодежью, а не над Ольмертом. Сейчас они куда больше походили на добрую семью, чем по рассказам прислуги, и этого у Ольмерта было не отнять — рядом с ним невозможно грустить или ссориться.
Симель не понимала, что и сама улыбается, пока рыцарь не поймал ее взгляд и не расплылся в ответной улыбке. Она спешно отвернулась, зная, что редкая служанка спасалась из его плена, не проплясав пару кругов по залу или не проехавшись у него на закорках.
Ольмерт трагическим шепотом произнес:
— И вот, когда я был готов покинуть поле боя… в пещере дракона послышались чьи-то шаги… Кто же это? — он протянул руку в сторону Симели. — О, прекрасная пленница! Вознагради героя поцелуем!
От хохота задрожали стены. Симель незаметно подняла глаза к небу, сделала некое подобие реверанса в сторону лордов и поспешила к Эймару. Служанкам стоило подумать над тем, чтобы бороться с Ольмертом его же оружием. Довольно было бы указать рыцарю, что нос его все еще полон драконьих мокриц.
— Властительница лесов! Фея! — Ольмерт сделал скачок и плюхнулся на одно колено на самом краю стола. Столешница опрокинулась и рыцарь свалился на пол. Симель уже встала перед менестрелем и тот поднял недовольный взгляд.
— Подождите немного… Симель?
— Я не уйду без награды! — глухо раздалось из-под столешницы, где, запутавшись в скатерти, ворочался сир Ольмерт. Собравшиеся рыдали от смеха.
— Что ты тут делаешь? — Эймар поднялся, бережно прижимая лютню к груди. Симель надеялась, что со спины все еще выглядит подобающе испуганной.
— Эймар, тебя зовет король. Он хочет, чтобы ты сыграл для него, но я не думаю…
Особо громкий смех отвлек ее, и Симель досадливо поморщилась. Музыкант коснулся ее плеча:
— Подожди. Мои лорды! — возвысил он голос. — Прошу вас, послушайте! Я вынужден покинуть вас! Сначала уйдем отсюда, — сказал он уже тише, — а то мне иногда еще и не так достается … — Он пошел к дверям и потянул за собой Симель, но тут с пола, наконец, поднялся
— Ты! — он указал на Эймара и поправил сползавшую с плеч скатерть. — Похититель! — Он бросил к ногам менестреля невидимую перчатку. — Ты самый что ни на есть злодейский злодей! Я вызываю тебя!
Он приказал подать Эймару еще одну баранью ногу, и несколько юношей кинулись к столу с роскошными блюдами. Это было уже слишком, и Симель с надеждой взглянула на принцев. Бренельд посмеивался в ожидании новой выходки, холодный взгляд Сейтера не обещал помощи, но Ганахан следил за рыцарем, нахмурившись. Похоже, что для него хорошая штука все-таки имела границы.
Перед лицом Эймара возникла жирная ножка, и тогда он как можно громче крикнул:
— Его величество Вилиам Светлый ждет меня!
Ольмерт прекратил дурачиться, а молодые люди расстроенно затянули: “Не-е-ет…” Симель с отвращением оглядела их лица: они забыли, чей это двор и за чей счет они пьют? Принц Сейтер отвернулся и пошел к столу с закусками. «Вместо того, чтобы решать проблемы, он будет слушать песни», — бросил он жене, не таясь..
Сир Ольмерт примиряюще вскинул верх обе руки:
— Господа! Мои лорды! Я должен признать свое поражение! — Он кивнул музыканту, отступая. — Меня победил этот могучий воин… языка!
Молодежь, стоявшая вокруг тесным кольцом, засмеялась, придумывая рыцарю языка подвиги. Ольмерт раскланялся и закружил в танце хорошенькую леди, отступая в середину зала. Молодые люди потянулись за своим предводителем.
Эймар благополучно пробрался к выходу, и вскоре они уже покинули зал. Отогнав бесполезное раздражение, Симель первой ступила на широкую лестницу. В ушах все еще стоял неприятный звон.
— Так вот, я беспокоюсь за его величество… — зашептала она, чтобы не услышали стражники, — король не в духе, и не думаю, что стоит петь ему о былых временах, славных подвигах… Понимаешь?
Эймар напряженно кивнул. Они поднялись на два пролета и вышли в коридор, ведущий к королевским покоям. В ночной тишине слышалось стрекотание сверчков, большинство обитателей замка давно отошло ко сну, стражники застыли у стен, и две тени, скользящие по темному коридору, были похожи на призраков. В мягком свете ламп они добрели до резных дверей, и Симель уже кивнула гвардейцам, как вдруг Эймар схватил ее руку.
— А король… в постели?
— Да. Но ведь он сам позвал тебя, так что не трусь. Ты не увидишь ничего низкого, земного… — она запнулась, подбирая слова. — Трон, кровать — все это теряет значение, когда имеешь дело с Вилиамом. Ты поймешь.
Усатый гвардеец одобрительно хмыкнул и открыл им дверь. Белые простыни светились в темноте, и окутанный этим сиянием король задумчиво смотрел на свои руки. Его брови сошлись у переносицы, мысли бродили где-то очень далеко. Эймар вошел и низко поклонился, а когда Симель перетащила для него к камину обитую бархатом скамеечку, сел и молча уставился на Вилиама. Простая обстановка, привычная Симели, здорово его смущала. Когда король наконец повернул к нему голову, Эймар откашлялся и полувопросительно произнес: